Леон. Но я же тебе повторяю, это она меня затащи… (Осекается под ее леденящим взором и послушно повторяет.) «Я — буржуазная помойка. Ради удовлетворения своих низменных желаний, я осквернил невинное дитя… (пытается еще раз объяснить.) Она ведь была старше меня… (Взрывается.) Какой, к черту, юдоли! Ей это тоже доставило удовольствие! Еще больше, чем мне! В восемнадцать лет она выскочила за сына мясника. Ее муж генеральный советник, а она ходит в норковом манто!
Ада(не повышая тона, холодно). Ты безнадежен. Тут у святого терпение лопнет. Тебе отвяжут одну руку специально для того, чтобы ты пятьдесят раз написал то, что сейчас произносил вслух. (Уходит.)
Леон(кричит). Фиг тебе я буду каяться! К чертям собачьим! Слыхала? И в „Фигаро“ ничего не напишу! Вот!
Ада(неожиданно возвращаясь). Что ты сказал?
Леон(сконфуженно). Я сказал: „Вот!“
Ада. А перед этим?
Леон(малодушно). Не помню.
Ада уходит, не говоря ни слова. Появляется Фиселль с тряпками и шваброй.
Леон(кричит ему). Фиселль, отвяжи меня! Я дам тебе сто тысяч франков, все мои левые доходы, которые я зашил в треуголку. Мы вдвоем смотаемся отсюда.
Фиселль. Куда? У них эти левкомы понатыканы по всей Франции.
Леон. В Швейцарию. Это единственная страна, чье сопротивление им пока не удалось сломить. Там даже есть кантоны, где женщинам нельзя голосовать.
Фиселль. Мы не успеем добраться до границы. А если даже доберемся, мужчинам теперь нужна специальная выездная виза.
Леон. Мы проползем на животе мимо таможенников! Принеси мне мою шпагу. В случае чего, мы сумеем постоять за себя!
Фиселль(качая головой). Это несерьезно. И вообще, хорошенькая женщина всегда была стервой. Правда, при этом оставалась хорошенькой женщиной. А дети? Нельзя же их вот так бросить!
Леон(в отчаянии). Как мы до всего этого дошли?!
Фиселль. Что вы хотите? В чем-то мы все же были свиньями.
Леон(задумывается). Ты считаешь?
Внезапное затемнение.
Когда свет загорается, мы видим академика в центре сцены, по-прежнему привязанного к позорному столбу. Фиселль, прикатив столик с едой, кормит его, поскольку у него свободна лишь одна рука,
Леон. Порежь мне еще мяса. Только не такими большими кусками… Как будто нельзя было распорядиться, чтобы мне отвязывали обе руки! В конце концов это оскорбительно — чтобы тебя кормили, как младенца! (Ест.) И почему я так поздно завтракаю сегодня? У меня уже начало сосать под ложечкой.
Фиселль. Мне приказали не подавать, пока вы не закончите статью в „Фигаро“. Если бы вы ее не дописали, остались бы вообще без завтрака.
Леон. А почему шпинат? Ты же знаешь, я не люблю шпинат!
Фиселль. По этой самой причине. Мадам сказала Флипот, что надо проявить твердость. В вашем возрасте пора есть все. Я тоже в детстве не любил шпинат, а потом привык.
Леон(страдальчески). Но я давно вырос!
Фиселль. Будет вам. Я вообще не должен с вами разговаривать. Я всю жизнь подчинялся начальству, а сейчас мое начальство — мадам.
Леон. Но ведь ты такой же мужчина, как и я!
Фиселль. Ничего подобного. Я на жалованье. (Кормит его.) Обмакнуть корочку в соус? Вы это любите, я знаю.
Леон(отшатываясь). У тебя же грязные руки!
Фиселль (с достоинством). Да, грязные. На то я и полотер. От меня никто не требовал, чтобы я мыл руки. Это не входит в мои обязанности.
Леон. Все правильно. Но почему меня не кормит эта новенькая? Кормление входит в ее обязанности.
Фиселль(подмигивая). Почему? Вам это не хуже меня известно. Между нами, она очень даже ничего, не хуже той. (Вдруг замолкает.) Если вы скажете, что я вам это говорил, я все свалю на вас. Понятно?
Леон. Понятно.
Фиселль. Доедайте-ка свой шпинат, и я пойду. А то я тут с вами завозился.
Леон(отворачивая голову). Я не люблю шпинат.
Фиселль. Это меня не касается! Мне сказали: чтобы тарелка была пуста! А для меня слово шефа — закон. А ну-ка, ложечку за папу, ложечку за маму…
Леон(кривясь от отвращения). Какой же ты трус! Мог бы преспокойно спустить его в унитаз. Боишься!
Фиселль(кормя его, как грудного ребенка). Пусть так. Зато я при своем интересе. Так было и при немцах, и при голлистах. И при новой власти, будьте уверены, я ничего не проиграю. Хотите знать всю правду? Мы — люди маленькие, но только мы одни и остаемся всегда при своем интересе.
