— Обидно было, что им окопы оставили?
— Еще как обидно, Миша. Но оставил окопы на Черниговский полк по приказу-то. Иначе и быть не могло.
— Отец мой что вам говорил в роте, когда уходили?
— Доброе слово солдатам сказал, что, мол, братцы, вы свою присягу перед государем, Богом и Отечеством с честью исполнили. И не ваша вина, что Севастополь супостату достается…
Эти рассказы бывалых солдат, знавших отца с первого года Крымской войны, мальчику давали не меньше впечатлений, чем рассказы Дроздовского-старшего о службе воинской, о защите Севастополя. Отец гордился тем, что воевать ему довелось при защите морской крепости под знаменами генерал-лейтенанта Степана Александровича Хрулева, состоявшего при артиллерии.
— Миша, рассказать тебе о генерале Хрулеве, моем севастопольском начальнике?
— Расскажи, папа.
— Про то, как мы Севастополь держали стойко, тебе известно, сын мой.
— Да. И читал я на днях графа Толстого «Севастопольские рассказы».
— Хорошо. Так вот, мы с Хрулевым за одно дело ордена получили. Я тогда получил Святую Анну с мечами третьей степени. Все же поручиком только был. А генерал Хрулев Святым Георгием не четвертой, а сразу третьей степени в высочайшем указе государя императора Николая Павловича был пожалован. Указ о том в полку моем зачитывали.
— А что в императорском указе про содеянный подвиг говорилось, папа? Про самого Хрулева?
— То, что награждается Степан Александрович при геройской защите Севастополя за оказание постоянно примерного мужества и распорядительности по заведованию обороной восточной части этого города. И за то, что произвел блистательную вылазку в ночь с 10 на 11 марта 1855 года.
— Так и ты, отец, свой орден Святой Анны получил за то севастопольское дело?
— Да, Миша Вместе с Хрулевым мы тогда ходили на ночную вылазку. За тот славный бой моей роте черниговцев дадено было сразу четыре солдатских креста Георгия. Четыре, а не один, как бывало ранее.
— Ивановичи с тобой тогда были?
— А как же! На вылазку тогда упросились у меня даже легкораненые. И те солдаты, что при кухне на работах по очереди назначены были. Все пошли, чтобы русский Севастополь отстоять…
Вне всякого сомнения, семейная атмосфера наложила знаковый отпечаток на миропонимание юного Михаила Дроздовского. Рассказы отца, уважительное отношение к нему со стороны окружающих, образы отцовских денщиков — героев из нижних чинов, считавших свое участие в Севастопольской эпопее делом святым для солдата, — подготовили генеральского сына к будущему жизненному поприщу. Оно для него могло быть только одним — служить Царю, Богу и Отечеству.
Эти три слова тогда громкими не виделись. В них заключался смысл жизни многих и многих поколений служилых воинских людей старой России, отдававших свои жизни за величие и достоинство государства Российского.
Рос он одаренным от природы. С детства проявлял заметные среди сверстников способности к рисованию. Полюбил стихи и песни, особенно о войнах. Крымская война вообще стала для него легендарной. Думается, что судьба совсем не случайно уготовила праху легендарного командира белых «дроздов» тайно найти последнее пристанище на севастопольской земле и не позволила его недругам надругаться над могилой.
Воинские стихи Михаил полюбил с детства. Знал он их действительно много и часто в свободные от учебы часы с большим увлечением декламировал их сестрам, отцовским денщикам, однокашникам. Сам он тоже пробовал писать, но вскоре, осознав, что получается далеко не так, как бы ему хотелось, это дело бросил. Тетрадки со своими стихами он хранить для личного архива не стал.
У Дроздовского-старшего была своя система воспитания сына-наследника Он заботился о том, чтобы тот рос крепким физически и был готов к любым тяготам будущей, сперва кадетской и юнкерской, а затем и офицерской жизни. Отцовские поучения отличались известной по тому времени простотой.
— Прочитал про спартанского царя Леонида и его спартанцев?
— Да, всю книгу дочитал.
— Запомнилось тебе, как они бились с персами в Фермопильском проходе? Как сражались триста греческих бойцов против армии царя персиян Ксеркса?
