Сама община местечковых евреев внешне казалась открытой. В действительности же она была совершенно замкнутой, внутренние порядки отличались специфичностью. Вместо государственных фискальных органов функционировало обложение с негласными нотариальными правами, свой суд и расправа, своя система религиозного и экономического бойкота. Из интеллигенции был лишь один доктор. Все евреи крепко соблюдали «старые законы» и обычаи. Мужчины носили длинные «лапсердаки», женщины — уродливые парики. Детей обучали в своих патриархально-средневековых «хедэрах» — школах, которые, однако, не давали никаких прав для продолжения образования. Только некоторые учились в гимназиях, по окончании коих покидали Белу.
Отношения между офицерами и евреями строились на деловой основе, носили ровный характер. Случавшиеся изредка буйные выходки строго пресекались командирами. Инциденты, как правило, погашались вознаграждением потерпевших. На памяти А. И. Деникина произошел только один чрезвычайный случай, потрясший городок. Немолодой подполковник бригады влюбился в бедную еврейскую красавицу. Он взял девушку к себе в дом и дал ей хорошее домашнее образование. Но, соблюдая внешние приличия, вне дома с ней не показывался. Это вполне устраивало и военное начальство, и еврейскую общину. Но когда прошел слух, что девушка собирается принять лютеранство, еврейская общественность буквально взорвалась. С угрозой убить «вероотступницу» толпа ворвалась в квартиру, но, к счастью, не застала ее там. Затем, подкараулив, напала на подполковника. В конце концов, последний женился и был переведен в другую бригаду.
Поляки сторонились офицеров и жили замкнуто. Но мужчины в городском клубе, ресторане и других общественных местах вступали в контакты с русскими. Играли с ними в карты, выпивали. Большую терпимость к военным проявляли дамы. Офицеры, надо отдать им должное, вели себя тактично. Трений на национальной почве не возникало.
Русская интеллигенция в Белу была малочисленной, состояла из гражданского и военного элемента. В кругу ее и вращались офицеры, выходя в «свет». Проводили свой досуг, знакомились, заводили дружбу, влюблялись и женились, ссорились и расходились. Из года в год вокруг одного и того же крутились разговоры, анекдоты, шутки. Ничто не нарушало привычного течения серых будней. Как в произведениях А. Н. Островского, А. П. Чехова, А. М. Горького. По-настоящему повеселиться и серьезно поговорить можно было только в двух-трех домах. Тех, кого не устраивало это, поочередно собирались друг у друга. По вечерам играли в винт, распивали пиво и увлеченно пели песни. Попутно разрешались и «мировые вопросы», по на элементарном уровне, без анализа причин и следствий.
В такой обстановке пребывал А. И. Деникин с осени 1892 года. Но быт не поглотил его. Прежде всего потому, что ему пришлось заниматься самообразованием. Дело в том, что Киевское училище не давало серьезной артиллерийской подготовки, и он вынужден был много работать, чтобы устранить пробелы в знаниях. Его старание получило высокую оценку, и в конце первого года службы Деникин получил назначение на должность учителя бригадной учебной команды по подготовке унтер-офицеров («сержантов»). Тем не менее, как считал сам Антон Иванович, первые два года его офицерской службы прошли весело и беззаботно.
На третий год он решил поступать в Академию Генерального штаба. Пришлось забыть о пирушках и прочих заманчивых жизненных соблазнах. В порядке подготовки к вступительным экзаменам пришлось повторить весь курс училищных военных наук и проштудировать по расширенной программе такие общеобразовательные предметы, как языки, математика, история, география и другие.
В жизни Деникина началась полоса настоящего подвижничества и академической страды. Но тем не менее, согласно преданию, именно тогда он познакомился с семьей Василия Ивановича Чижа, бывшего офицера-артиллериста, а теперь местного податного инспектора, и… влюбился в его жену, страстно и надолго. Однако, будучи человеком воспитанным и чрезвычайно выдержанным, он затаил свои чувства глубоко в душе. Но и не видеть возлюбленную он тоже был не в силах. Поэтому стал ходить к Чижам, подружился с хозяйкой дома. Под влиянием нерастраченного отцовского чувства привязался к их маленькой дочурке Асе, родившейся в год производства его в офицеры. На Рождество, когда девочке уже исполнилось три года, дядя Антон подарил ей забавную куклу с открывающимися и закрывающимися глазами, в ту пору настоящую диковинку. Она очень понравилась Асе, и это навсегда врезалось в ее память. Тогда, видимо, в подсознании и завязался узелок, постепенно разраставшийся в тугой узел. Девочка росла и преображалась в девушку на глазах безнадежного и безутешного холостяка.
