В то же время шли показательные разоблачения и раскрытия антипартийных групп, с участниками которых не церемонились.
Минское военно-пехотное училище этот очистительный бум обошел стороной, и лишь несколько курсантов были переведены в кандидаты и сочувствующие. Не раз в защиту «провинившихся» приходилось высказываться заместителю секретаря партбюро училища Маргелову, чье слово было значимым, а честность и принципиальность не позволяли кривить душой. Когда настал и его черед заменить старый, образца 1926 года, партийный билет на новый, произошел казус с буквой «г» в фамилии. Учет коммунистов в политотделе вели инструкторы Миртиц Невлер, политрук Залман Эркин и машинистка Соня Мискевич. Кто из этого трио вставил в фамилию Маргелова злополучное «к», трудно сказать, однако в приказах по 596-му полку 122-й стрелковой дивизии, с которой Василий Филиппович отправился на войну с белофиннами, он значился капитаном[17] Маркеловым.
…Маргелов недоумевал. Люди, перед знаниями и опытом которых он преклонялся и каждое слово которых ловил на лету, такие выдающиеся военные авторитеты, как командарм И. П. Уборевич и М. Н. Тухачевский, вдруг, «сбросив безобидную шкуру ягнят», стали «врагами трудового народа».
Царившую атмосферу правдиво описал в своих «Воспоминаниях и размышлениях» маршал Советского Союза Г. К. Жуков:
«В стране создалась жуткая обстановка. Никто никому не доверял, люди стали бояться друг друга, избегали встреч и каких-либо разговоров, а если нужно было – старались говорить в присутствии третьих лиц-свидетелей. Развернулась небывалая клеветническая кампания. Клеветали зачастую на кристально честных людей, а иногда на своих близких друзей. И все это делалось из-за страха быть заподозренными в нелояльности…
Советские люди, от мала до велика, не понимали, что происходит, почему так широко распространились среди нашего народа аресты… Каждый честный советский человек, ложась спать, не мог твердо надеяться на то, что его не заберут этой ночью по какому-нибудь клеветническому поводу…»
Белорусский Особый военный округ позднее назвали «Голгофой Красной Армии». Здесь арестованы были все без исключения командиры корпусов. После них репрессии перекинулись в дивизионное и полковое звено. Лихорадило и Минское училище. Один за другим покидали его командиры, чьи служебные пути когда-либо пересекались с «предателями дела революции», «иностранными шпионами».
В такой обстановке В. Ф. Маргелов получил назначение на должность командира батальона в 8-ю стрелковую дивизию имени Ф. Э. Дзержинского и в декабре 1938 года покинул Минск.
Капитан Маргелов не ожидал, что очередной вызов его в штаб дивизии обернется новым назначением. В преддверии назревавших событий должность начальника отдела, НО-2, в задачу которого входило обеспечение комплектования части личным составом и техникой, становилась едва ли не ключевой. Распорядительность молодого офицера и знание местных условий помогли наладить прочные отношения с военкоматами, через которые осуществлялась основная работа в случае мобилизации.
Как и было предусмотрено планом боевой подготовки, части 8-й стрелковой дивизии имени Ф. Э. Дзержинского в начале июня 1939 года покинули казармы и вышли в летние лагеря. Маргелов вычертил схему: стрелковые полки 151-й, 229-й, 310-й, танковая рота с разведбатом связи и зенитно-пулеметной ротой расположились в лагере «Большевик», в семи километрах от Бобруйска, артполки – 62-й и 117-й гаубичный – в лагере «Западный» на артполигоне.
1 сентября 1939 года, после внезапного нападения Германии на Польшу, размеренный ритм лагерной жизни сменился напряженным ожиданием: что дальше?
О вероятности подобных действий Германии И. В. Сталин был информирован еще в начале августа. Сложившиеся обстоятельства, прежде всего позиция Великобритании и Франции, пытавшихся направить устремления агрессора на Восток и рассматривавших гитлеровский режим как основной противовес коммунизму, вынудили советское руководство пойти на сближение с Германией и заключить с ней 23 августа договор о ненападении и секретный дополнительный протокол.
