Первый пилот хорошо помнил, как прибыл сюда, четыре года назад. Он не был одаренным; работал по распределению протектория в одной из городских тюрем. Когда ему пришло извещение о том, что Роланд Грейси лично просит его прибыть на Остров для “повышения квалификации” он решил, что его попросту дурят коллеги.
Но все оказалось на полном серьезе. Первый пилот, которого звали Олаф, хорошо помнил ту ночь, когда он высадился в зону Х вместе с другими рекрутами. Он ожидал увидеть море, но, как ему сообщили, моря здесь не было. Точнее, было, но там, за высокой грядой, и принадлежало оно исключительно одаренным. Тогда как в зоне Х Олафа и других снова ожидала рутина. Не существовало повышения квалификации, как и “личного” письма Роланда Грейси.
Перед тем, как приступить к работе, Олаф подписал договор о неразглашении. Никому нельзя было знать, где он и чем занимается, иначе его и всех его близких ожидала смерть. Это было первым неприятным сюрпризом для тюремщика Олафа, но второй был еще ужаснее. За два месяца работы его виски обильно покрылись сединой, а все из-за того, что он своими глазами увидел, как людей превращают в аниматусов. Руководил же всем этим парадом человек, от чьего имени и внешности кровь стыла в жилах. Человек по имени Эмиль Гебхард.
Антигравитационный модуль прошелестел над невысокой травой и устремился к одному из телескопических хоботов, ведущих на базу. Второй пилот тяжело вздохнул: самая легкая и безопасная часть работы была позади.
Словно почувствовав, что полет окончен, Сарасти вновь заверещала и забилась в тесном контейнере для перевозки. Посадив модуль, Олаф и его коллега вытащили ящик и, аккуратно вскрыв его, подцепили к ошейнику Сарасти две длинные палки: их подробно проинформировали о том, что бывает с теми, кто оказывается в радиусе ближе, чем на один метр к этой девчонке.
— Тащим! — скомандовал Олаф, и оба пилота начали пятиться, извлекая Сарасти наружу.
Она почти не сопротивлялась, лишь по-звериному водила носом, почувствовав свободу. Руки Сарасти были заведены за спину и крепко зафиксированы смирительной рубашкой, поверх которой лежало несколько прочных ремней; на ногах тоже были ремни, из-за чего шаги Сарасти были короткими и спутанными.
Пару раз лязгнули сильные, как у питбуля челюсти, но до людей девчонке было не дотянуться. И лишь пройдя две сотни метров, она вдруг неистово забилась, словно почувствовав, что ждет ее там, в конце пластикового гофра. Неизбежный конец прежнего существования.
— Не отпускай, Игорь! — предупредительно крикнул Олаф, почувствовав, что его партнер теряет хватку. — Палку держи, говорю!
Игорь ухватился сильнее, и оба тюремщика ускорили шаг: каждому хотелось поскорее закончить работу. Чтобы не упасть, Сарасти засеменила быстрее, продолжая издавать пронизанные ненавистью клокочущие звуки.
— Ты только взгляни на ее ноги, — с отвращением произнес Игорь. Босые стопы девочки оканчивались длинными толстыми ногтями, некоторые из которых были обгрызаны. Он потерял бдительность всего лишь на секунду, приблизившись к девчонке на несколько сантиметров, и вот Сарасти уже клацнула зубами в непростительной близости от его предплечья.
— Ах ты, тварь! — выругался парень и ударил ее носком тяжелого ботинка. Сарасти заверещала от боли.
— Прекрати, идиот! — проворчал Олаф. Он так и знал, что этот салага наделает глупостей. — Нам нельзя трогать ее.
Сарасти перестала визжать и устремила свой взгляд вначале на Олафа, а потом на Игоря. У нее не было глазных яблок; говорят, ей удалили их в одной из метропольских психбольниц, но несмотря на это, девочка могла видеть. И смотреть так, что душа уходила в пятки.
В экспериментальном блоке их уже поджидал облаченный в идеально белый халат Эмиль Гебхард.
— Обошлось без инцидентов? — участливо поинтересовался он. Одним из многочисленных хороших качеств мистера Эмиля Гебхарда было умение располагать к себе людей, независимо от их служебного положения. Пожалуй, Олаф не смог был назвать более вежливого и тактичного человека, чем он.
— Да, в порядке, мистер Гебхард, — сказал Игорь. — Мы можем идти?
