— Я знаю, мисс Джойнс! — уверил ее Холден. — Но дело в том, что вред человеку можно причинить, не только избивая его. И кому, как не вам, знать об этом.
— Интересно! Почему я должна знать подобные вещи?! — изумилась Берта. Она уже почти пришла в себя и могла вполне адекватно отвечать Холдену.
— Потому, что вы медик. Все эти дни Лоуренс опаивал вас психотропными препаратами. Они вызвали состояние, очень похожее на истерию.
— Судороги, бред, галлюцинации… — тихо, как будто вспоминала учебник, сказала Берта.
— Именно! Это с вами и происходило. Я нашел вас на полу в картинной галерее. Если бы вы видели свои судороги! И к тому же вы звали портреты на помощь. А меня вообще приняли за чудовище! Мисс Джойнс, это было страшно, поверьте мне!
— Почему вы думаете, что меня кто-то чем-то опаивал?
— Потому, что я хорошо изучил вас. Вы не склонны к истерии или другим пограничным состояниям. У вас даже депрессии никогда не было!
— Но ведь часто причиной могут быть стрессы! — возразила ему Берта.
— Ваша работа, мисс Джойнс, либо сводит человека с ума через год, либо развивает у него, скажем так, иммунитет. А вы проработали рядом со смертью больше десяти лет. Это кое-что значит. У вас очень устойчивая психика. С уверенностью могу сказать, что чем больше времени проходит с того момента, как вам перестали давать психотропные препараты, тем меньше вы помните о своем «сумасшествии». Мисс Джойнс, это ведь правда? — настойчиво спросил ее Холден.
— Да, я действительно не помню своего бреда. Но на то он и бред! — возразила Берта.
— У вас были галлюцинации, а их вы должны были запомнить, если бы расстройство имело внутренние причины. Я беседовал со специалистом по этому поводу. Что вы видели, мисс Джойнс?
— Я… ну, я разговаривала с картинами, — нерешительно сказала она.
— Что они вам рассказывали?
— Я не помню… Про Великую французскую революцию… Почему я должна запоминать свой бред!
— Не должны, потому что он был вызван психотропными препаратами, — отрезал Холден.
— И вы считаете, что Лоуренс давал мне их? — усмехнувшись, спросила Берта.
— Это почти доказанный факт.
— Холден, вы же разумный человек! Он собирается на мне жениться, хочет, чтобы от меня родился его ребенок. Он, по-вашему, настолько мерзавец, что повредит своему наследнику?
— Мисс Джойнс, я давно знаю Лоуренса и должен вам сказать, что честь семьи его интересует меньше всего.
— Я не верю вам, Холден. — Берта покачала головой. — Я видела много разных людей. Лоуренс не такой!
— Мисс Джойнс, послушайте меня! Лоуренсу нужны были те деньги, которые достались вам. Он был уверен, что получит все наследство графини. И вдруг, как из волшебной шкатулки, появляетесь вы. Что ему еще делать? Он не любит отдавать то, что считает своим. Я-то это хорошо выучил. Лоуренс на вполне законных основаниях отнял у меня мой замок. Точнее, груду битых камней, но и они для меня много значили! — В голосе Холдена звучала давняя боль. — А теперь там будет развлекательный центр! В моем родном доме! Если, конечно, у Мэллори хватит денег, после того как он раздаст долги кредиторам.
— Вы мстите, Холден! — презрительно сказала Берта. — Это низко и недостойно!
— Да послушайте же вы! — не выдержал он и схватил ее за плечи. — Лоуренсу вы не нужны, ему нужна ваша часть наследства! План был великолепный: вы выходите за него без брачного контракта, это значит, что теперь все ваше имущество — общее. Через несколько месяцев после свадьбы вы попадаете в психиатрическую клинику, где из вас делают растение. И Лоуренс все сваливает на это дурацкое проклятие. Люди до сих пор очень суеверны, мисс Джойнс. И никто бы не раскрыл этой аферы. Вы бы сгнили в больнице, а он наслаждался бы жизнью.
— Но тогда он не мог бы восстановить свой род!
— Мисс Джойнс, как вы думаете, — человека, который содержит публичный дом в Лондоне и постоянно проигрывает в карты огромные деньги, может беспокоить судьба его рода?
— Да что вы такое говорите, Холден! Одумайтесь! Вы бы знали, что за сумма досталась нам в наследство! Я никогда и не думала, что могут быть такие деньги! И вообще, Лоуренс дал вам место, приютил вас, можно сказать, а вы отвечаете ему такой черной неблагодарностью! Я думала, что мы друзья!
