Верил ли он в это сам?
Ни на миг. И всё же это сработало.
Мальчишки вдруг заметили, как близко стоят к краю, и поспешили отойти. Найлл завязал расхлябавшиеся шнурки на башмаках. Все ждали новых указаний.
– Лаклан, иди спроси мистера Кейна, можно ли взять трутницу, – сказал Куилл.
Но Лаклан вернулся с пустыми руками.
– Мистер Кейн сказал, что мне нету доверия. Так что я вот это принёс. – Он распахнул куртку и продемонстрировал скрывающееся внутри маленькое безголовое тельце с ореолом: свечку-качурку, всё ещё горящую. Коул Кейн был неправ: Лаклану можно было доверить что угодно.
Вчетвером они добрались до ближайшего клейта и открыли его. Внутри оказались сети, и Куилл сказал, что они слишком ценны, чтобы их жечь, потому что могут ещё пригодиться. Так что они дошли до следующего клейта, набитого гугами и тупиками.
Костёр из них вышел превосходный, из этих пичуг. Из дыр в каменной кладке вырвались свет и дым, обволакивая ноги мальчиков, освещая их лица и заставляя чихать.
– Теперь они явятся, – торжественно произнёс Дейви. – Ангелы увидят наш костёр и явятся.
– Скоро, – сказал Куиллиам. – Очень скоро. Наверное.
Верил ли он в это?
Ни на миг.
Где были знамения, предсказавшие бы конец всего сущего? Люди на Хирте непрестанно искали знамения, рассказавшие бы им, что сулит грядущий день. Они высматривали птиц-души, облака странной формы, ореол вокруг луны, падающую звезду… Бог, конечно, дал бы понять, что миру вот-вот придёт конец? Где обещанные Библией знаки: кроваво-красная луна, зверь с цифрами на лбу, пересохшее море? Конечно же, должны были быть знаки. Не одна только не приплывшая за ними лодка.
Вдыхая дым горящих птиц, Куилл мог думать лишь о впустую потраченной еде. Им может понадобиться каждая крошка, если им придётся остаться на Стаке на… Но он отказывался додумывать эту мысль. Это было немыслимо.
На следующее утро, несмотря на то что, возможно, наступил конец света, птицеловы снова принялись за работу. А что им оставалось делать? Куилл был этому рад: во время вылазки к новым гнездовьям у него появится шанс переговорить с Мурдо наедине, а уж у Мурдо-то со здравым смыслом всегда всё в порядке.
Но Джон напросился лезть вместе с ним, сыпля вопросами, будто Куилл (освоивший таинство чтения) мог знать на них ответы.
– А ангелы – они все секреты человека знают, так что им и спрашивать не надо? А они хранят то, что знают, в тайне или раззванивают на весь Рай, чтоб все знали? – Краснощёкое пухлое лицо выглядело взволнованным – это казалось непривычным, потому что обычно Джон был невозмутимым, как подушка. (Куилл видел его обеспокоенным только раз – когда они все вместе стояли у дома Найлла и слушали, как рожает Найллова мать.)
– Секреты? Чего меня-то спрашивать? Это не у меня видение было.
– Я спрашиваю, потому что подумал, что у тебя могут быть секреты, – бросил ему Джон. – О девице-чужестранке.
– Нету их у меня! – Он попытался карабкаться быстрее, чтобы обогнать Джона. Но у того были широкие бёдра и ноги колесом, так что он сделал мощный, длинный и по-ящеричьи ловкий рывок вверх и вновь оказался с Куиллом наравне.
– Но если бы у тебя был секрет…
Загнанный в угол, Куилл тяжело вздохнул и выдумал ответ:
– Небось они не могут унюхать секрет, если только он не пахнет чем-то дурным, – предположил он. – А если секрет не плохой, то они и время тратить не станут. – Джон помолчал, обдумывая это, а Куилл свернул в сторону, ища своего друга.
Но когда Куилл отыскал его, Мурдо отлынивал от работы – сидел на грязном уступе и бросал камни в море. Он обмотался отцовской верёвкой и явно в равной мере запутался в каких-то своих мыслях.
Он всё говорил о «долях» и о том, что ему «причитается».
– Если нам придётся остаться, то каждому должно достаться по скале! – первым делом сказал он. – Я разве не прав? Все склоны надо поделить, как дома. Младшим достанутся те, что попроще, а нам – покруче, потому что мы старше. Так что птицы, которых мы добудем, будут только нашими, безо всякой делёжки, так? С этого момента я собираюсь отмечать каждую птицу, которую поймаю. И тебе советую… И клейты я хочу свои собственные, чтобы этих птиц в них хранить, так чтобы я мог сказать: «Это моя добыча – лапы прочь!» А седло теперь чьё, как по-твоему? Общее? А кто заплатит за верёвки? За них заплатят? Отцовская верёвка теперь моя, так что я хочу своих верёвочных денег! – Это была чепуха – практически птичий язык – но Куилл не мог пробиться сквозь эту стену слов, которую возводил вокруг себя друг. Мурдо всё стучал ладонью по камню и сыпал аргументами: что Стак надо поровну поделить между всеми, если теперь они собираются прожить на нём всю жизнь.