Когда слезы и дрожь начали утихать, за окном давно рассвело. Я была вымотана до предела, не могла пошевелиться и все равно боялась заснуть. Собрав последнюю волю в кулак, я заставила себя приподняться и сесть на диване. По-хорошему надо было бы снова все проверить, но сил не было. Ей-богу.
Дрожа от холода, я прошлепала на кухню, включила отопление на полную мощность и поставила чайник.
Садик под окном выглядел серым и безжизненным, только зеленая трава немного радовала глаз. Деревья стояли голые, гниющие бурые листья, собранные в кучки, лежали в углах у стен. Ветер гнул верхние ветки, мне казалось, даже из кухни я слышу его завывание. Чайник вдруг ожил, забурчал, забулькал. В глазах было ощущение сухости и жжения. Похоже, я выплакала все слезы на много лет вперед. Наверное, на улице было очень холодно. Я судорожно зевнула.
Я отнесла кружку с чаем в спальню, отдернула занавески, чтобы видеть качающиеся верхушки деревьев, и легла.
Я смотрела на танец ветвей на ветру, над ними весело неслись куда-то серые облака. Тонкие веточки приветственно мне махали. Всю кожу, истертую до крови мочалкой, мучительно саднило, я лежала на покрывале, не в силах пошевелиться.
Главное — выжить. И как-то перетерпеть выходные.
Вторник, 18 ноября 2003 года
Утром он ушел до того, как меня в семь разбудил будильник.
Я попыталась стряхнуть с себя приятную полудрему и потащилась в душ — только там я могу по-настоящему проснуться. В душе мне вдруг стало как-то не по себе, как будто я вчера перебрала спиртного. Но спиртное было тут ни при чем, опьянела я от нашего медленного, прекрасного «второго сеанса», у меня до сих пор приятно ныл живот, когда я вспоминала детали… Но привычный запах шампуня и мыла меня отрезвил, и в памяти упорно всплывали другие картины: разбитое лицо, кровоподтеки на боку, слезы. Во что я, собственно, вляпалась? Чем же это занимается мой новый любовник?
На работу я доехала на автопилоте и какое-то время подчищала накопившиеся за несколько дней «хвосты», пытаясь встряхнуться, одолеть усталость после бессонной ночи и долгих любовных утех. Но как только я сумела отвлечься от Ли, на мобильный мне пришло сообщение: «Прости за вчера. Я не окончательно все испортил?»
Я положила телефон на стол и стала обдумывать ответ. Закрывая глаза, я немедленно видела его лицо на соседней подушке; в неярком свете ночника белокурые волосы отливали на концах серебром, синие глаза разглядывали меня внимательно, со странным выражением, которое я не могла до конца понять. Под глазом разливался багровый синяк, над бровью алела свежая царапина, тем не менее Ли улыбался.
«Все хорошо».
Я посмотрела на свой ответ… Что еще-то добавить? «Все хорошо, дорогой, заходи в любое время, когда тебе вздумается»? «Все хорошо, спасибо, что зашел»? «Все хорошо, продолжение было отличное, с остальным разберемся потом»?
В конце концов я стерла свое «Все хорошо», вообще не стала отвечать. Как меня учили в школе: «Если не знаешь, что сказать, лучше вообще ничего не говори».
Понедельник, 26 ноября 2007 года
В понедельник я потащилась на работу. Как обычно по понедельникам, плелась еле-еле. Я так устала, что даже не помнила, каким путем шла в контору в пятницу. До автобусной остановки пришлось переть целую милю, а я и так опаздывала. Я пыталась прибавить скорость, но ноги отказывались слушаться. Я не видела Стюарта с субботней ночи, но знала, что в воскресенье он не выходил из дому. Иногда до меня доносился сверху шум, стук дверцы кухонного шкафа, сливающаяся из ванны вода, но большую часть времени там было совершенно тихо.
Кэролин пришла проведать меня в одиннадцать.
— Ты пойдешь пить кофе? — весело прощебетала она.
Интересно, а сколько она спала за эти выходные?
— Может, позже, мне надо кое-что закончить.
— Боже, Кэти, до чего же ты бледная! Как смерть! А вроде бы совсем немного выпила.
Я невольно рассмеялась:
— Аминь!
— Что-нибудь случилось? Я думала, ты идешь за мной, обернулась — а тебя и след простыл. Робин сказал, что ты решила пораньше лечь…
— Ну да… То есть я… не знаю. Мне не очень нравятся все эти совместные походы по ресторанам.
