Вот они! И мать тайком вздохнёт..
Это всё придёт на нашу землю,
Не само собою, но придёт.
СТИХИ О РЕВОЛЮЦИИ
Ветры — с юга, а тучи с востока,
Майским утром — дыханье зимы.
Всё запуталось в жизни настолько,
Что распутаем, видно, не мы.
Бог не мил нам и дьявол не страшен,
Красной тряпкой обвис транспарант.
В мире нашем, в Отечестве нашем,
В душах наших — великий разлад.
Разделяясь на красных и белых
И сшибаясь — полки на полки,
Как мы в этих запутались бедах
И в какие зашли тупики!
Мы, отважившись строить коммуну,
Начинали с разора страны.
И построили — склеп да трибуну
У священной Кремлёвской стены.
Как чумою страну заразили,
Как убогие просим подать,
Будто не было в мире России,
Заставлявшей себя уважать.
Даже слезы от горя не льются
При звучании слова "Вставай...".
Может, хватит тебе революций,
Дорогой, обескровленный край?!
Разделяясь на левых и правых,
Мы России добра не сулим,
Как и те, что в отстроенных храмах
Поклоняются жертвам своим.
ВИДЕНИЕ НА ТВЕРСКОМ
Небо как из перламутра,
Просинь в белых облаках.
Скромный дворик института,
Герцен в пыльных башмаках.
Заиграло, забурлило
Жизни старое вино.
Как давно всё это было...
Оглянусь я, — как давно!
Время всех берёт измором.
Где наш тополь-великан?
Где тот пышный куст, в котором
Начеку стоял стакан?
В поздний час и ранней ранью
Все пять курсов, пять годов
Тот сосудец каждой гранью
Был к налитию готов.
И при радости великой,
И когда вдруг свет не мил,
Между нами и бутылкой
Он посредником ходил.
Вместо тостов здесь звучали
Трезвой жизни вопреки
Строчки горечи, печали,
Бесшабашности, тоски...
Жизнь тогда была безмерна,
Видно было далеко.
Ах, какая перемена,
Как всё это нелегко.
Я брожу заветным сквером,
Щурюсь, словно в даль веков.
Там — курил Борис Примеров,
Там — скандалил Котюков.
И в душе с огнём и чадом,
Но с улыбкой на лице
То Смирнов, то Наровчатов
Возникали на крыльце.
Мир другой и жизнь другая
И, больших надежд полны,
Молодые дарованья
Все вперёд устремлены.
В облаках ещё витают...
Милый, милый институт,
Вон они стихи читают.
Объясняй,— ведь не поймут.
Разминаю сигарету,
Всё не так в конце концов.
Даже той скамейки нету,
На которой спал Рубцов.
Тускло всё и прозаично,
Даль не та и я не тот.
Даже Герцен безразлично
Смотрит. Нет, не узнаёт.
Как-то горбится уныло,
Не подсказывает тем.
Так давно всё это было,
Будто не было совсем.
ЮНОСТЬ
Режет сопку таёжную
Рельсов синяя сталь.
Ты в такую хорошую
Окунулся печаль.
Дальний крик тепловозика
С долгим эхом над ним.
Ты на этих на просеках
Был таким молодым.
Мир глазами вбирающий,
Шёл тайгой напрямик.
И, сомнений не знающий,
Всё строчил в свой дневник.
О дорогах проложенных,
О ладонях в крови,
О гитарах восторженных,
О высокой любви.
О товарищах праведных,
Что железны, стальны.
И о рапортах пламенных
Комсомолу страны.
Снисхожденье отвержено,
Ты душой не кривил.
Ты растерянных неженок
Жёстким словом клеймил.
Не сгибалась настыринка,
И горячей строкой
Вдоль раскисшего зимника
Путь тянулся стальной.
Было столько осилено
И, поди разберись,
Ведь казалось, что именно,
Это именно — жизнь.
Были дали не мглистые,
Ты кипел и терпел.
Это было так искренне,
Сам не веришь теперь!
