— Я вот что хотела-то, — спохватилась, направилась за ними мясистая. — Тут фотограф хотел прийти, сфотографировать. Но надо набрать хотя бы десять согласных.
— В смысле?
— Ну, заплатить согласным за снимки.
— А по какой цене?
— Ну, он обычно по тридцать пять берет за большую.
— А фотографии посмотреть можно?
Воспитательница усмехнулась, даже как-то презрительно хмыкнула:
— Я ж говорю, он только собирается. И надо десять согласных хотя бы.
— Я имею в виду, — стал терять самообладание Станислав Олегович, — образцы. Может, он на мыльницу снимает, с красными глазами...
— Да не-ет, — перебила, махнула жирной рукой воспитательница, — у него хорошо всё обычно выходит.
— Видите ли, — в свою очередь перебил Гаврилов, — в цивилизованном мире принято сперва показать образец своего ремесла, а затем предлагать приобрести. Я не настолько глуп, чтоб бросать деньги неизвестно куда. Извините.
И, больше не замечая настырную, вне всяких сомнений имеющую свою долю с фотографий тетку, он занялся одеванием Женечки.
Прежде чем оказаться в уюте квартиры, у Гаврилова имелось еще одно дело. Отправить статью в смоленский общественно-политический журнал, с которым он недавно начал сотрудничать.
Конечно, по электронной почте удобней, но, опять же косность нашей провинции, — интернет для нее до сих пор как для дикаря будильник. И тем не менее попадаются там еще, хоть и отсталые, зато бескорыстно преданные идеям Гаврилова люди. И они давно и с нетерпением ждали статью.
Сегодняшнее утро Станислав Олегович посвятил ее доработке, чуть на лекцию не опоздал; отправить не успевал и подавно. Придется сейчас.
Предчувствуя очередь, он купил дочке рожок мороженого, объяснив:
— Сейчас письмо хорошим дядям пошлем в город Смоленск. Потерпишь?
-Ага, — с готовностью закивала она, — потеплю!
На удивление, у окошка приема ценной корреспонденции не было ни души. Лишь за перегородкой полнотелая, жидковолосая женщина хлопала молотком-печатью по конвертам.
"Опять тот же тип", — сравнил ее с воспитательницей Гаврилов и, открыв дипломат, достал бумаги.
— Можно отправить заказное письмо?
Женщина перестала хлопать, выпрямилась, с неприязнью глянула на посетителя.
— Нет, не можно.
— А почему, извините, нет? — Станислав Олегович тут же почувствовал знакомую горечь острого раздражения.
— До пяти часов заказное.
— Но почта, если не ошибаюсь, работает до двадцати ноль-ноль...
— И чего? Заказное — до пяти при
нимаем. Вон объявленье висит. Читайте. — И снова хлопки молотка-печати по бедным конвертам.
Гаврилов нашел висящий на ажурной решетке, что разделяет помещение на зал для клиентов и отсек для персонала, лист из школьной тетради. Корявым, торопливым почерком на листе сообщение:
"Внимание! С целью ускоренной обработки и прохождения письменной корреспонденции, администрация Межрайонного почтампта "Москва — З" просит Вас обеспечить ее сдачу на кассу отделения почтовой связи до 17 часов ежедневно.
Администрация Межрайонного почтампта "Москва — 3".
— Нонсенс какой-то, — опешил Станислав Олегович и опять сунулся к окошку. — Послушайте, я весь день был на работе, мне срочно нужно отправить, — он подчеркнул, — срочно отправить важные бумаги. И что прикажете делать теперь?
— Приходите утром, мы работаем с восьми.
— Но мне нужно сегодня!
— Вы чего? — Жидковолосая остановила процесс избиения конвертов и уставилась на Гаврилова, как на идиота. — Я ж русским языком говорю: заказное принимаем до пяти.
— А кто, простите, установил такие порядки?
— Читайте объявленье, там все сказано...
Раздражение Станислава Олеговича стремительно перерастало в бешенство. Но он еще держал себя в руках, и подчеркнуто корректно стал разъяснять этой жидковолосой тумбе с молотком-печатью в руке:
— Понимаете, я хочу отправить письмо. Заказное письмо с уведомлением. Я готов заплатить вам свои честно заработанные деньги. Почта работает до двадцати часов. Я целый день был на работе...
