Газели - страница 4

Шрифт
Интервал

стр.

Отринь Хосрова, если он найти не сможет силы
К тебе явиться, убоясь, что это — шаг в могилу.

«Ты для меня была предвечности зарею…»

Ты для меня была предвечности зарею.
Явившись в этот мир, пошел я за тобою.
Когда же ты ушла, от слез, подобных граду,
Потоки разлились соперникам преградой.
Узнайте, о друзья! Не воспылает роза
Лишь оттого, что льют глаза влюбленных слезы.
Жестокая, никто, израненный любовью,
На жертвенник любви не пролил столько крови!
Я долго умолял явить к страдальцу жалость,
Когда же ты пришла, как быстро ночь промчалась!
И все ж благодарю за дивное мгновенье,
Хоть ты была скупой, наверно, от смущенья.
О вы, что на пирах минувшей ночью пили,
Я не вина вкусил, а влаги Сальсабиля!
Как финики вкусны, спросите у рассвета.
Увы, остались мне шипы от пальмы этой.
Поныне пью вино, о роза, ночи нашей.
Что может быть, Хосров, мудрее винной чаши?

«Тюрчанка знает, как пытать…»

Тюрчанка знает, как пытать,
Являя лунный лик опять.
Испепеляет сердце мне.
Ну что ж, я — раб. Сгорю в огне.
Подвыпьет, камнем из ворот
В меня, как в дервиша, швырнет.
Что розе горе соловья?
Кичится, аромат струя.
Кто плачет от любви, как я,
Бросает честь в поток ручья.
Душа уходит в мир иной —
Твои глаза тому виной.
Хосров, тебя увидев, смолк,
Хоть в красноречьи знает толк.

«Вынув сердце, в душу ты пришла…»

Вынув сердце, в душу ты пришла на царство.
Ты причина боли и ее лекарство,
Грудь мою открыто, оказавши милость,
Рассекла и в ней же тайно воцарилась.
Превратила царство в жалкую пустыню
И среди развалин царствуешь поныне.
«Стою оба мира», — гордо ты сказала.
За себя, считаю, запросила мало.
О потоках крови вспоминаешь редко,
Но грустишь, увидев сломанную ветку.
Как враги ислама, ты творишь насилье.
Милость властелина — верный путь к могиле.
От твоей улыбки сладостно застолье.
Что же я рыдаю, что же таю солью?
Сердца нет, остались только боль и горе,
И душа покинет узы тела вскоре.
Красота приносит огорченье старым.
О Хосров, не стоит поддаваться чарам!

«Тайно пришла на рассвете…»

Тайно пришла на рассвете, точно сиянье дня,
И заарканила ловко локонами меня.
Дверь распахнула и стала, переступив порог.
Обмер… Когда ж очнулся, глаз отвести не мог.
О твоего явленья благословенный миг!
Передо мной, как в тумане, плыл несравненный лик.
Взор, колдовски пьянящий, точно нарцисса взор,
Томностью глаз газели ранил меня в упор.
Видя, как лик сияет, солнечный свет струя,
Блага земли и неба предал забвенью я.
Мне без него и услады — жалящее острие.
Чашу протянешь с ядом — выпью, ликуя, ее.
Вскрикнул: «Хосрову в ухо вдень, как рабу, кольцо,[2]
Только бы вечно видеть мог я твое лицо!»

«Стар, но от любви не освободиться…»

Стар, но от любви не освободиться,
Бьюсь в ее силках пойманною птицей.
Вьет орел гнездо на крутых вершинах,
Я же, как сова, жизнь влачу в руинах.[3]
Были у меня и душа и разум,
Отняла любовь ум и душу разом.
Погребков друзья избегают ныне,
Я же в погребках легок на помине.
Жизнь прошла, и все же гурий не покину.
 Чтит своих богов брахман до кончины.
О жестокий рок, спи, смежив зеницы,
В погребках позволь от тебя укрыться!
Где былой огонь? Стал, увы, золою.
Точно мотылек, я сожжен свечою.
Но опять вдали показалась пери,
И душа опять ей открыла двери.
Я в любви застрял, точно волос в гребне.
Оттого Хосров у молвы на гребне.

«Ты мне ответишь на зов едва ли…»

Ты мне ответишь на зов едва ли,
И тяжко бремя моей печали.
О, как терзаешь меня жестоко!
Должно быть, это веленье рока.
В груди не сердце, а чаша горя.
Вместимость чаши иссякнет вскоре.
Зачах я, точно без влаги колос.
Как я, пожалуй, не тонок волос.
Познав жестокой любовь и чары,
Считаю лаской судьбы удары.
Слезами таю, как тают свечи,
И все ж надеюсь и жажду встречи.
О, ты пытаешь меня умело:
Уносишь сердце, сражаешь тело.
Проклятья сыплешь, бранишь Хосрова?
За все ответишь, поверь на слово.

«Как мне жить, скажи…»

Как мне жить, скажи, коль ты за далью?
Черпать радость можно ли в печали?
Ты жестока, и судьба жестока.
Как укрыться от ударов рока?
Я, скиталец, разорен тобою.
Как не плакать над такой судьбою?
«Душу дай!» — сказала. О убийца!
Я влюблен, зачем же мне скупиться?
Кровь прольешь утратившего разум?
Я — твой раб, довольным быть обязан.

стр.

Похожие книги