Всем своим видом подчеркивая безграничное могущество Оро, жрец, опираясь на жезл, двинулся навстречу королю. Приблизившись, он преклонил колено, выражая тем признание превосходства последнего. Затем, вновь выпрямившись и приняв гордый вид, жрец мрачно ожидал, пока король Таматоа, в свою очередь, не отдал ему глубокий поклон, и сохранял эту раболепную позу достаточно долго. Этим он давал понять многочисленным свидетелям происходящего, что каким-то таинственным образом власть верховного жреца становится равной королевской. Затем Таматоа заговорил:
– О благословенный богами! Какова воля Оро?
Собравшаяся на берегу толпа красивых темноглазых мужчин и прекрасных женщин застыла в тревожном ожидании, затаив дыхание. Испытываемые ими мрачные предчувствия были понятны жрецу, и он умышленно тянул время, храня молчание. Верховный жрец выжидал, с наслаждением вдыхая аромат тропической растительности. Легкий ветерок с лагуны шелестел в листве пальм, выстроившихся вдоль берега, и заставлял покачиваться ветви хлебных деревьев. Затем жрец торжественно произнес:
– Назначено великое собрание!
Никто не позволил себе даже вздоха, чтобы роковым образом не привлечь к себе внимания духовного владыки.
А тот, тем временем, продолжал.
– На Таити будет воздвигнут новый храм, и все мы должны собраться, чтобы чествовать бога, который поселится в нем.
Он вновь сделал паузу, во время которой по лицам слушателей проползла тень страха. Даже сам король Таматоа, который, благодаря своему высокому положению, мог считать себя вне опасности, почувствовал, как у него слабеют колени. Сдерживая дыхание, он ожидал услышать страшные подробности, всегда сопровождающие объявление об общем собрании представителей всех островов.
Однако верховный жрец не торопился, давая возможность страху глубже проникнуть в сердца жителей Бора-Бора. Он понимал, что чем дольше они будут оставаться во власти этого чувства, тем большее впечатление его слова о могуществе нового бога произведут на непокорных. Сегодня жрец сам заставит короля обратиться к нему с роковым вопросом.
Мухи, кормившиеся выброшенной на берег лагуны рыбой, теперь обратили свое внимание на полуобнаженные тела собравшихся островитян, однако никто не посмел и шелохнуться. Они опасались в неподходящий момент попасться на глаза. Король ждал, но выжидал и жрец. Наконец, Таматоа приглушенным голосом спросил:
– Когда будет собрание?
– Завтра! – строго сообщил верховный жрец, и эта новость была принята королем именно так, как и предполагалось. Он подумал: "Если собрание состоится завтра, то, стало быть, это было решено ещё десять дней назад! Иначе каноэ никак не смогло бы вернуться вовремя, чтобы завтра уже оказаться на Гавайки. Скорее всего, наш верховный жрец проводил тайные переговоры с остальными служителями Оро в течение всех этих прошедших десяти дней ".
Мухи продолжали безжалостно кусать обнаженные спины собравшихся, однако все затаили дыхание в ожидании следующего зловещего вопроса. Прошло несколько секунд, прежде чем Таматоа вновь подал голос.
– Сколько человек потребуется для Оро?
– Восемь, – ответил жрец, и голос его прозвучал чересчур спокойно, почти равнодушно. Выставив вперед свой жезл, отчего все присутствующие единым движением подались назад, высокомерный смуглый мужчина в переливающемся белом наряде сделал шаг в сторону храма. Но в тот момент, когда со стороны могло уже показаться, что жрец посчитал церемонию встречи законченной, он внезапно резко повернулся и, издав устрашающий горловой звук, жезлом указал на рулевого, доставившего его в безопасную лагуну.
– И этот человек будет первым! – почти прокричал он.
– Нет! Нет! – взмолился рулевой, в ту же секунду падая на колени в горячий песок.
Но жрец неумолимо навис над ним, продолжая указывать на несчастную жертву.
Когда море стало неблагосклонным по отношению к нам, – почти нараспев провозгласил он, – именно он начал молиться о спасении не Оро, а Тэйну! горестно добавил жрец.
– О нет! – снова застонал рулевой.
Я наблюдал за движением его губ, – неумолимо закончил жрец. И сразу вокруг рулевого собрались слуги храма, подхватили обреченного и увлекли его прочь за собой, ибо ноги уже не слушались беднягу.
