Не оборачиваясь, одним движением глаз Мильям покосилась на подругу. Ахсаб сидела очень прямо и настолько неподвижно, что на ее плече приостановилась отдохнуть большая прозрачнокрылая стрекоза; под взглядом Мильям она тут же взмыла в небо. Лицо Ахсаб под паутинкой покрывала казалось серебряным, как тяжелые подвески, ниспадающие ниже плеч, и широченный пояс, который плотно охватывал ее стан, начинаясь под самой грудью. Серебряная статуя в мареновом платье, пурпурной накидке и высокой остроконечной шапочке сосредоточенно слушала старинную свадебную легенду. И тоже, наверное, — остро почувствовала Мильям, — не слышала, не понимала, не принимала ни слова…
Жених Ахсаб выглядел таким юным, что даже не верилось в его посвящение оружием. Под огромной, не по размеру, папахой — огромные виноградины глаз, посередине смешной вздернутый носик, а над пухлыми губами шевелились от легкого ветерка почти-усы, похожие на пушок на голове младенца. Селение, откуда он был родом, располагалось очень далеко, чуть ли не в двух днях пути, на склоне восточного зубца Кири-Гава. И она, Мильям, скорее всего никогда больше не увидит Ахсаб.
Зато сама Ахсаб увидит многое. Новое, удивительное, ни на что не похожее. В том далеком селении даже виноград выращивают другой, розовый и длинный, словно девичьи пальцы. Разводят коней ростом с большую собаку, которые умеют взбираться на самые неприступные скалы. Там есть водопад — не маленький, в полчеловеческого роста, как ступени на ручье Азру, а высоченный, ниспадающий чуть ли не с самой вершины зубца. У подножия того водопада купаются влюбленные, а в полнолуние там находят драгоценные камни…
Обо всем этом Мильям и другим девушкам невеста Ахсаб рассказала вчера, во время ночного обряда девичьих проводов. А ей самой красочно описал чудеса родного края нареченный, вот этот самый, со смешными усами. Он остановился в селении на пути с границы и, присмотрев себе невесту, собрался жениться тут же, не совершая двойного пути, так делают многие мужчины, ведь война не ждет, на границе необходим каждый воин, а жениховы дары можно завезти обратной дорогой, если, конечно, невестина родня согласится принять на веру его слово.
Этот юноша умел произносить слова так, что их принимали на веру. И покорил надменную Ахсаб, наверное, именно своими рассказами — чем же еще? Ведь она, первая дочь в семье, могла выбирать…
Но сейчас Ахсаб страшно. Она уже не уверена, что хочет купаться под водопадом с этим почти незнакомым юношей — в далеком, чужом селении. Где все, даже виноград и низкорослые лошади, далекое и чужое, где не будет ни близких, ни подруг, и муж тоже уйдет на войну, едва зачав первенца, а она останется — совсем одна… Неподвижная статуя мертвенно-бледного серебра под прозрачным покрывалом.
…А Мильям бы не боялась.
Она повела бровями, пытаясь сдвинуть обруч со лба: конечно, ничего не получилось, даже наоборот, он еще сильнее врезался в кожу. Этой осенью следующей в селении будет ее свадьба, сказал вчера Хас.
Когда ушли к Могучему Харсун и Айдабек, отец и Сурген, а теперь вот Избек — восемнадцатилетний Хас остался старшим мужчиной в семье. Он вернулся в селение с вестью о гибели брата: тело Избека было уничтожено каким-то жутким глобальим оружием, и вдова похоронила на кладбище воинов лишь амулет с прядью его волос. А заодно, не откладывая, Хас сделал и другие дела, положенные в обязанность мужчине, покинувшему ненадолго границу.
Через неделю состоится договоренная им свадьба Мильям. И первый сын Мильям родится неделей позже третьего сына Хаса — если, конечно, Матери Могучего будет угодно точно выдержать сроки.
Родится здесь же, в их селении, и отцом его будет Темирен, тучный и медлительный юноша, которого, кажется, совсем недавно близнецы Нузмет и Асалан подстерегли и сбросили в ручей Азру. Мильям тогда смеялась вместе с братьями до острых иголок в животе, она отлично помнит. А вот как он ушел на посвящение оружием и когда вернулся — даже не заметила… Она вообще не замечала его — пока Хас, на секунду задержав на сестре взгляд своих пронзительных, будто клинок, глаз, не бросил: «Готовь покрывало к свадьбе. Ты — нареченная Темирен-вана». И все. Хас никогда не тратил попусту лишних слов.
