Не поднимать головы. Не смотреть туда, где на втором этаже чуть-чуть покосилась ложная вывеска гончарной мастерской. Она, Мильям, конечно, скоро сама пойдет туда… но не прямо сейчас. Не сейчас…
А может быть, уже и никогда.
* * *
Юстаб сидела внизу, в женской половине. Ткала. Быстрые порхающие пальцы, казалось, без малейшего усилия проводили челнок за челноком между натянутыми струнами нитей основы… конечно, казалось. Напряженная спина, сосредоточенный профиль, глаза пристально следят за путем челнока, поворачиваясь туда-сюда стремительно и в то же время незаметно, как движется по небу солнце. Юстаб очень редко приходилось ткать руками. Готовая часть покрывала дробилась сложным орнаментом северных мастериц, в котором не было ничего волшебного.
— Юстаб…
Вздрогнула, порвала нить. Беззвучное проклятие сквозь зубы. И негромко, будто через силу; так просачивается сыворотка в отверстия мелкого сита, когда процеживают творог:
— Что тебе, мама?
— Как… тут?
— Все также. А что могло измениться?
— Ты… передавала?
— Нет. Она закрыта. Она все время закрыта.
Юстаб завязала узелок, перетянула его на изнанку покрывала, снова взялась за работу. В их разговоре не было ни малейшего смысла. Мильям и сама это знала.
И все же спросила еще:
— Когда ты пробовала последний раз?
— Недавно. — Теперь слова дочери сыпались отрывисто и сухо. — А сейчас не буду. Незачем. Только тратишь силы. Она не откроется. Ей оно не нужно.
— Юстаб… ты же знаешь. Это наша единственная надежда.
— Значит, у нас нет надежды.
Снуют туда-сюда челноки с цветными нитями. Нить за нитью Юстаб убивает время. Когда не знаешь, сколько его осталось, это, наверное, самое мудрое, что можно с ним сделать. Мильям подошла к очагу: огонь не горел, в такое время года его разводят только для приготовления пищи. Но готовить не из чего… может быть, послать дочь на базар? Может, ей станет легче там, где солнце, разноголосье, разноцветье, звон подвесок и улыбки бездумного счастья?
Впрочем, самой Мильям легче там не стало. Ей нигде не станет легче. И она мучительно не знает, что с ним делать, с оставшимся и, по сути, драгоценным запасом — дней, часов, мгновений? — пока еще живого времени…
— Ты была у отца?
Мильям резко обернулась, словно у щеки просвистела стрела:
—Что?!
— Не была. — Юстаб встала из-за станка. — Конечно. Тогда я пойду.
И в один миг исчезла — даже не хлопнул входной полог, заменявший на лето тяжелую дверь. Хотя, разумеется, Юстаб пересекла комнату своими ногами, и полог отвела вручную, не станет же она сейчас расходовать силу на ненужные пустяки. Однако то, на что дочь сейчас израсходует ее всю, без остатка, — тоже не нужно, поскольку в любом случае не способно никого спасти. Но ей не объяснить. Не убедить. И не дождаться прощения.
Юстаб знает, что она, Мильям, — всего лишь вторая дочь в семье, и то немногое, что она умеет, — снисходительная уступка древних сил великого Гау-Граза неправильной мечте женщины с неправильной судьбой. Знает, что она сама от рождения наделена гораздо более могущественным волшебством, мощнее, чем у кого бы то ни было. И если даже оно оказалось бессильным — значит уже бесповоротно преодолен тот порог, за которым властвует воля Могучего, и ничего, кроме Его беспощадной воли…
Но она, молчаливая девочка со слишком правильными представлениями о мире, считает, что мать должна была попытаться. Выложиться, выплеснуться, исчерпать себя до капли — и только тогда, может быть, позволить себе сдаться.
Сама Юстаб не сдалась. Она там, наверху. Ей нужно помешать, ее сила необходима для другого… Мильям передернула плечами; осталась на месте. Юстаб слишком многое неизвестно — и, пока ее мать жива, известно не станет. Не станет до конца понятным то, что происходит… возможно, действительно до конца.
А время все-таки идет. Вот и солнце, поймав нужный угол, проникло во двор, подсветило снизу входной полог, ворвалось в оконницы. В глобальем мире… то есть в Глобальном социуме время и солнце не имеют друг к другу ни малейшего отношения. Там не составляет труда раз и навсегда «запрограммировать» небесное светило в одну точку над головой. Так они и живут… И будут жить еще долго.
