Но Эпикур, а тем более его воинственный атеистический последователь Лукреций по вполне понятным причинам оставались при этом в тени. Гассенди же избрал средоточием своих философских интересов именно эпикурейское учение. Зная о его склонности, его друг Пейреск преподнес Гассенди в 1628 году изданную в 1609 году книжку лувенского филолога Эрика де Путтэ, приводящую основные изречения Эпикура. Ознакомившись с ней, Гассенди тотчас же (от 23.IV. 1628) обратился к ее автору с горячим приветствием и поделился с ним своими планами. Де Путтэ был в восторге. «Прославляйте, дорогой Гассенди, моего Эпикура… — писал он в своем ответном письме (5.XI. 1629). — Это истинная философия… Вы совершите то, что, будь у меня меньше забот, я когда-то хотел осуществить». Во время поездки в Голландию Гассенди встретился с де Путтэ, который, показывая имевшуюся у него репродукцию камеи с изображением Эпикура, восклицал: «Взгляни, мой друг, душа великого человека зрима в его чертах. Это Эпикур, это его глаза, его лицо. Погляди на этот образ, на его очертания, его руки — как они привлекают наш взор!» Конечно, эта встреча не могла не вдохновить Гассенди, и он сам о ней рассказал в Посвящении к своему первому труду об Эпикуре (4, т. V, стр. 172).
Как известно, из многочисленных сочинений Эпикура не сохранилось ничего кроме трех писем и ряда изречений. Систематическое изложение его учения было дано в знаменитой поэме его римского последователя «О природе вещей». Но автор этой поэмы Тит Лукреций Кар был воинствующим атеистом. Гассенди не мог открыто взять за основу своего изложения эпикуреизма произведения человека, следующими словами определявшего историческую роль этого учения:
В те времена, как у всех на глазах безобразно влачилась
Жизнь людей на земле под религии тягостным гнетом,
С областей неба главу являвшей, взирая оттуда
Ликом ужасным своим на смертных, подверженных долу,
Эллин впервые один осмелился смертные взоры
Против нее обратить и отважился выступить против.
Силою духа живой одержал он победу, и вышел
Он далеко за предел ограды огненной мира,
По безграничным пройдя своей мыслью и духом пространствам.
Как победитель, он нам сообщает оттуда, что может
Происходить, что не может, какая конечная сила
Каждой вещи дана и какой ей предел установлен.
Но по существу своему первая работа Гассенди (да иначе и быть не могло) построена на основе Лукреция. Вторая же работа Гассенди дает латинский перевод десятой главы сочинения Диогена Лаэртского «О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов», посвященной Эпикуру, и комментарий и критический анализ этой главы. Приложенный же к этой работе «Свод философии Эпикура» носит по отношению к обеим работам синтетический характер, и в предисловии к ней Гассенди указывает: «Я приписываю Эпикуру даже то, чем, как кажется, уместно некоторым образом дополнить [мое изложение], позаимствовав это у Лукреция; ибо и Лактанций говорит (хотя, безусловно, в выражениях неодобрительных), что „Эпикуру принадлежит все то, на чем помешался Лукреций“; да и сам Лукреций, как всем своим произведением, так, в частности, и следующими стихами, достаточно ясно заявляет: „…я по стопам его ныне иду и ему продолжаю следовать“…» (5, т. 1, стр. 109, 110).
В трактате «О жизни и нравах Эпикура» Гассенди выступает как философ, «освободивший Эпикура от интердикта, наложенного на него отцами церкви и всем средневековьем, этой эпохой воплощенного бессмыслия…» (2, т. 23), от продолжавшейся на протяжении столетий упорной дискриминации замечательного античного мыслителя. «Эпикура, — с сожалением отмечал Гассенди уже в своем выступлении против аристотеликов, — обычно не помещают в один ряд с теми великими людьми, которых мы здесь упоминаем» (5, т. 2, стр. 380). Причем его не только осуждали либо игнорировали как философа, но и подвергали клеветнической дискредитации как достойного лишь презрения человека. Легализация эпикуреизма как философского учения требовала одновременно реабилитации морального облика творца этого учения.
«Гассенди, который с исключительным прилежанием собирал все, что сообщается об учении этого философа и его личности в древних книгах, и усердно привел все это в стройную систему» (8, т. 2, стр. 105), отлично справился с этой крайне трудной задачей. «Если когда-либо существовал пример, показывающий, что время в конце концов восстанавливает справедливость, оправдывая оклеветанную ненависть, то это пример Эпикура…» — писал Пьер Бейль, оценивая историческую заслугу Гассенди (там же).
