Уже в городе из письма узнал Магеррам об аресте Абдулрагима, об обыске и конфискации имущества, а лиса Мирзали продолжал спокойно есть свой «ломоть хлеба с кусочком сыра»…
…Так думал Магеррам, попивая чай на кухне, после ухода Биландарлы. Думал, вспоминал, прикидывал варианты предложенного Биландарлы плана. А что делать? То, что удалось сколотить на спекуляции хлебом, начало таять. Это было причиной неотступной тревоги Магеррама. Семья большая, дети растут, расходов все больше. Карточки давно отменены, на буханках не заработаешь. Если так пойдет и дальше… Страшно подумать.
Сердце ныло, нехорошо трепыхалось от унизительного страха, от недоверия к обволакивающей любезности Биландарлы, его самонадеянных заверений в успехе задуманного.
Магеррам погасил газ, выключил свет… Полная луна в золотистом ореоле пролила сквозь открытую форточку мягкий холодноватый свет, искристо вспыхнули грани хрустальных фужеров.
«Хоть луну оставь»… К чему Гаранфил так сказала? Может, спросонья померещилось что? Луна… Да он вообще не замечает, есть луна, нет луны. Это она, Гаранфил, может иногда часами смотреть на луну.
Он провел ладонью по влажному от выпитого чая лицу. Но ощущение чего-то липучего, раздражающего не прошло.
* * *
Дело было сложным с самого начала. Магерраму вместе с заместителем директора надо было так все организовать, чтобы часы работы начальника склада готовой продукции, мастера цеха выпечки, вахтера на пропускном пункте и шофера, проверенных, с прицелом отобранных людей, совпали по времени.
Значит, в дело вовлечено несколько человек? Это напугало Магеррама. Он-то лично не раз утверждал, что безопасней работать вдвоем. Правда, Биландарлы намекнул ему, что их подстраховывает сам директор. Это совсем испортило настроение Магерраму. Не вчера на свет родился, знает: в случае чего любому директору куда выгодней и легче не «подстраховать», а примкнуть к разоблачителям. В сумеречной тесноте маленького сельского магазинчика, где лиса Мирзали учил его «клевать по зернышку», да и потом в голодные военные годы, когда он сколачивал капитал на краденых буханках хлеба, все было помельче, — они делали свое дело вдвоем, ну самое большее — втроем. Разворотливость Биландарлы попахивала групповым хищением, и хоть прибыль обещала быть куда значительней, чем скромные «чах-чух» от пяти-шести буханок, — статья, жестокая статья уголовного кодекса все чаще маячила перед его растревоженным воображением.
Ему, Магерраму, предстояло проводить через ворота завода одну-две лишние машины с хлебом. Особым хлебом — белым, пышным, из высокосортной муки, его вес еще не хватало. И если на шестнадцать машин оформлялись путевые листы, то две охранник должен был «не заметить».
Но, как говорится, бог миловал. Стадия «подпольной» подготовительной работы прошла благополучно. Все намеченные Биландарлы участники дела оказались людьми пришлыми, «с опытом», Калантар-муаллим перетянул их за собой на хлебозавод с прежней работы.
…Это был неприметный хлебный магазин в Маштагах, в тридцати километрах от Баку. Люди здесь жили замкнуто, за высокими глухими стенами, даже окна домов выходили во дворы. Почти за каждым забором фруктовый сад, огород, курятники… Подальше, там, куда не доставали зоркие глаза работников райфинотдела, откармливали баранов, — у каждого хозяина свои покупатели из города. На узких, извилистых улочках еще можно было встретить старух, плотно укутанных в чадру. Поселок славился особым, сочным и сладким, как сахар, виноградом, гадалками, нищими, мастерски имитирующими слепоту, трясучку, многочисленными побирушками, «сиротами», промышлявшими в городских трамваях.
Вот сюда и гонял Магеррам машины с неучтенными тоннами белого хлеба. В первое время, наблюдая со стороны, как тянутся маштагинцы к магазину со своими мешками и плетенными из листьев камыша корзинами, Магеррам обливался холодным потом от нетерпения и страха, мысленно подгонял покупателей, проклинал тот день, когда связался с Биландарлы.
«Быстрей! Быстрей! Идете, как коровы перед отелом… Где вы еще найдете такой хлеб? Такой хлеб ест только высокое… Что, не надоела черная, кислая мякина? Забыли, что ли, как из рук хватали черные буханки? Не нюхали, не разглядывали… Молча совали деньги. Столько, сколько я говорил. А теперь. Быстрей же, быстрей!»
