«Оправдывается… Из кожи вон лезет. Ловко я его на мушку взял. Еще немного, и будет готов», — подумал Биландарлы, а вслух заметил, покровительственно похлопав Магеррама по плечу:
— Ну, хорошо, хорошо. Когда съешь все свои запасы, приходи ко мне. Что-нибудь придумаем. И выбрось из головы про другую работу. Как говорится: не плюй в колодец — пригодится воды напиться.
Долго думал Магеррам над странными словами заместителя директора. Хочешь — так толкуй, а хочешь — эдак. Еще эти шуточки, подмигивания.
Он стал подстерегать Биландарлы в цехах, во дворе, но тот не показывался. В тех редких случаях, когда Магерраму нужна была подпись заместителя директора, Биландарлы встречал его в своем кабинете с суховатой официальностью, как и всех остальных.
Шли дни, а тот первый разговор не давал покоя Ма-герраму. Куда Биландарлы поманил его? Ясно же сказал: пройдет время, приходи. Не настаивает, не торопит. С другой стороны — вдруг провокация. Своими глазами видел людей из ОБХСС — по заводу ходят, во все дырки заглядывают.
Эти сомнения, колебания петлей стягивались вокруг Магеррама, то парализуя его волю, то возрождая надежды. Его стала мучить бессонница, он лежал и думал с тревогой о том, что опять поднялся сахар, что надо кончать с колебаниями, завтра же! Если он не встретит Биландарлы во дворе — сам поднимется в кабинет и скажет… Что он ему скажет? В одном он уверен какое-то дело на уме Биландарлы. Кто знает, может, выгодное дело и он, Магеррам, зря тянет. Во всяком случае никакого подвоха здесь нет, если б был — кого-нибудь из их компании взяли бы давно. Не один же он дела делал, да и не мог один. Все на месте — рабочие, шоферы…
На другой день чуть свет он уже был на заводе. Во дворе и в помещениях еще горели лампочки. Рабочие начали таскать хлеб в машину, а Магеррам бросился к двери, что вела на второй этаж. На лестнице была такая тьма, что, даже зная здесь каждую ступеньку, он дважды споткнулся. «Не к добру, подумалось. — Плохая поимета, и что споткнулся, и темнота эта…» Уже в коридоре он решил было повернуть назад, но секретарша Биландарлы толчком распахнула дверь приемной, и он, Магеррам, оказался в слепящей полосе света. Дверь в кабинет тоже нараспашку, и Биландарлы — он говорил сразу по двум телефонам — приветственно кивнул ему, взглядом приглашая войти. Он даже приготовился подписать документы, но руки у Магеррама были пусты. «А-а-а, наконец-то решился старый дурень», — с удовлетворением подумал Биландарлы. Будто нарочно он тянул разговор по телефону, долго и нудно выговаривал кому-то за плохо отремонтированный корпус, одновременно диктовал месячную сводку по выполнению плана…
У Магеррама заныли ноги, он обогнул на носках длинный стол и, осторожно присев справа от занятого разговорами Биландарлы, огляделся. А здорово здесь все переменилось за последний год. Когда-то пыльный, обшарпанный коридор обшили деревом, пол покрыли линолеумом. Он, Магеррам, и этот кабинет хорошо помнит — два-три шкафа, старый кривоногий стол, несколько табуретов вдоль стен, на которых висели засиженные мухами грамоты, соцобязательства. А сейчас прямо министерский кабинет! Ковер под ногами, полированная мебель, импортные кресла, обтянутые кожей… Приемник, занавеси из шелка. В шкафах — как маленький музей. Это подарки, чего тут только нет! И полотенца, вышитые петухами, и рога, отделанные серебром, и макет нефтяной вышки… Подарки передовому предприятию. На стене с одной стороны — цветные фото продукции завода: хлеб разной формы, булки, бублики… С другой — календарь. К каждому месяцу своя картинка. Эта октябрь. Жухлые, сморщенные листья в стылых лужах. Почти оголившиеся деревья… Пустая скамья в аллее парка. «Вот так и жизнь, — грустно подумал Магеррам. — Каждый месяц уносит что-то… Суетишься, чего-то ждешь, смотришь, уже зима с пронзительными, холодными ветрами».
Наконец Калантар Биландарлы положил обе трубки, пошарил прищуренным взглядом по серому, напряженному лицу Магеррама.
— Добро пожаловать, Магеррам-бек! Решился все-таки… Что невеселый? Неужели в твоем сундуке уже, правда, дно видно?
