– Нет, – возразил Гискон Самнит, – есть у меня и свое мнение. Но смею ли высказать перед столь великими господами?
– Смеешь! – прохрипел Ганнибал. – Почему бы тебе не сметь?! Мало ты показал себя в боях, что ли? А? Мало, спрашиваю?
«Что с его голосом? – подумал Магон. – То сипит, то хрипит…»
– Великий господин, – продолжал Гискон Самнит, – если велишь – я выскажу свое мнение…
– Велю!
– Мнение такое: не надо тянуть, не надо давать времени римлянам на передышку. Надо давить их. Без промедления.
– Усталым войском?
– Нет, войском, воодушевленным твоими победами.
– Значит, ты полагаешь, что если дать время – они оправятся? Они придут в себя от наших страшных ударов? От тысячи ударов, каждый из которых смертельный?
– Они могут собраться с силами.
– Ты уверен? – Ганнибал направил свой указательный палец в грудь Гискону.
– Как сказать…
– Не юли! Уверен или нет?
– Уверен! – отрезал Гискон.
– Это ответ… – Ганнибал снова подпер голову руками. И, равномерно раскачиваясь, сказал: – Можно по-разному относиться к этому ответу. Одни скажут: верно. Другие: чепуха. – И с ударением повторил: – Чепуха!
Магон нагнулся и что-то прошептал на ухо Бомилькару. Немного погодя взял слово. Он сказал, покашливая, хмыкая, прищелкивая пальцами, словно бы что-то припоминая:
– Великие господа!.. Стало быть, мы победители… явные, бесспорные победители… Судим и рядим: что делать? По моему разумению, – может, дурацкому, – это хорошо. То есть хорошо, что мы в некотором сомнении… Мне рассказали о том, как один египетский фараон по имени Тутмос… Кажется, Третий… Прославленный полководец своего времени. Вот что сказал он после сокрушительного разгрома какой-то армии: «Мы, – говорит, – победили, но, – говорит, – должны подумать, что дальше делать, потому что мы победители». Еще один пример. Македонца, говорят, после каждой победы одолевали сомнения…
– Какие, Бомилькар? – удивился Ганнибал.
– Обыкновенные. Побежденному легко, говорил он, потому что он побежден, а победителю следует почесать затылок, чтобы думать о будущем. Ибо, говорил Македонец, однажды и победитель может стать побежденным…
– Это достоверно? – спросил Ганнибал.
– Что именно?
– Это самое… Слово Македонца.
– За что купил, за то и продаю.
Ганнибал помрачнел:
– Можно подумать, что со мной разговаривает карфагенский зеленщик.
Бомилькар покраснел.
– Могу и помолчать, – сказал он обидчиво.
– Продолжай! – приказал командующий.
– Перебил ты меня… О чем это я?.. Да, о победителях… Мы должны подумать о будущем…
Ганнибал хватил кулаком по столу. И заревел:
– Ты разве Миркан?
– Что? – побледнел Бомилькар.
– Ты – кто? Миркан Белый? Его заместитель? Хочешь предугадать будущее?
– Я думал…
– А ты не думай! – кричал Ганнибал, побагровев.
– Ладно.
– Не ладно! Ты мне дело говори, а не сказочки рассказывай!
Бомилькар чувствовал себя оплеванным. Как себя вести, когда на тебя орут и, чего доброго, прижмут к ногтю, как вошь?.. Молчать или?..
– Ну? Бомилькар! Оглох, что ли?
Под испепеляющим взглядом одноглазого полководца Бомилькар что-то промямлил насчет того, что следует, пожалуй, прежде чем идти на Рим, дать солдатам отдых. И потом – это самое… Потери… люди гибнут, дохнут как мухи…
Ганнибал перебил:
– Ты рассуждаешь, как плакальщица из Утики. Причем здесь люди, мухи? Ты дело говори, Бомилькар!
– Пусть войско обретет прежний жирок, – говорил Бомилькар, – и ударит по врагу всей силой. Все равно Риму деваться некуда…
– Все? – спросил Ганнибал, смягчившись.
– Все, – со вздохом произнес Бомилькар и потянулся к чаше с водой. Напился, отдышался и снова припал к чаше. Будто первый раз в жизни увидел воду…
– Дальше! – произнес командующий.
Магон понял, что пришел и его черед. И тоже начал с воды. Выпил. Почмокал губами.
– Можно мне? – сказал он тихо.
– Мож-но! – Ганнибал метнул на брата взгляд-молнию.
Магон отчеканил:
– Может, я ошибаюсь, может, скажу невпопад, но мнение мое таково: надо дать войску отдых. Слишком много сделано. Нечеловеческое усилие проявлено всеми. Даже теми, кто остался навсегда в италийской земле. Отдых вполне заслужен. Надо дать людям передышку. Она только укрепит наши силы. Придаст новые. Станем сильнее. Кулак нальется кровью. Станет как камень.
