Наши пращники засыпали градом камней ряды римлян. Я видел их испуганные лица: они не думали не гадали, что произойдет нечто подобное. Галлы послали во врага сотни легких дротов. Засвистели в воздухе стрелы. Пока римляне приходили в себя, половина их полегла: кто – бездыханный, кто – корчась от ран.
Я рванул вперед, споткнулся о дурацкую кочку и распластался на земле. И тут через меня полетел Гано Гэд. А за ним и Бармокар, который навалился на меня.
– Что с вами? – ругаюсь я. – Ошалели, что ли?
Этот, Бармокар, подымается, вытирает ладонью лицо, и ладонь вся в крови.
– Ранен, – говорит он.
Я встаю, бока изрядно болят.
– Куда ранен? – спрашиваю.
Бармокар мотает головой, щупает ее со всех сторон.
– Не знаю, – говорит.
– Откуда кровь?
– Не знаю.
Пока мы с ним разговариваем, что-то под ногами у нас зашевелилось и застонало. Гляжу – он, Гано Гэд. Весь в крови. Грудь его проткнута дротом насквозь.
– Он! – кричу я. – Это его кровь!
Бармокар склоняется над другом. И слышит едва сказанное слово:
– Прощай…
Мы повернули Гэда лицом кверху: бледный, как папирус, и, можно сказать, не дышит.
– Неужели? – чуть не плача, произносит Бармокар.
И тут – голос сотника:
– Вперед! Чего торчите?!
И мы понеслись вперед. И на ходу слышу слова Бармокара:
– Погиб друг! Погиб он!..
А битва разгорелась. Пошли врукопашную. С боковых холмов ударили по римлянам иберийцы и галлы. Началась такая резня, что описать трудно…
Несколько тысяч римлян загнали мы в воду и ну топить их и разбивать им головы камнями. Озеро быстро окрасилось молодой кровью. Могу сказать тебе, о Лахет, что я не посрамил аргосцев – дрался как лев. Когда же туман совсем рассеялся, почти в полдень, – стало ясно, что римляне разбиты наголову: одни полегли на поле, другие утонули в воде, а третьи были взяты в плен.
Сотник приказал искать тело Фламиния, который, говорят, был убит.
– Зачем? – спрашиваю его.
А он орет:
– Как зачем, болван? Чтобы достойно похоронить.
– А как же он?
– Кто – он?
– Мой друг, Гано Гэд.
– Погиб, что ли?
– Погиб.
– Похороним после… Скоро все кончится…
А чему кончаться? И так все кончено: раздевали убитых – снимали с них доспехи, выбирали себе римские щиты и мечи, которые, доложу тебе, отменные. Я тоже облюбовал себе меч и такой кинжальчик, который вешается на пояс.
«Где же Бармокар?» – думаю. Повернул назад, к своему холму, где оставил Гано Гэда. Смотрю: над ним склонился Бармокар. Слезы у него из глаз. Будто первый раз видит убитого.
– Уже холодный, – говорит он, не стыдясь своих слез.
Глядя на него, и я прослезился. Правда, чуточку.. Потому что человеку, который повоевал с мое, трудно добыть слезу из собственных очей. Сколько же нужно иметь в запасе слез, чтобы плакать над трупами друзей?
Бармокар сказал:
– Последнее время он пал духом… Он всегда говорил: надо идти за командующим. И он шел. Он и меня вел… А вчера сказал: если умру – помоги моей старой матери. Сделай для нее что можешь. «Может, погибну я», – говорю. «Нет, – говорит, – ты не должен погибнуть. Я тебя уговаривал идти в этот поход. Ты не должен погибнуть. Должен жить, чтобы любить». Это он говорил мне. Мы с детства были дружны. Ахилл, я очень его любил. У него добрая мать. Она нас всегда угощала жареной рыбой. Это было очень вкусно.
– Надо похоронить его, – сказал я.
– Наверное, надо.
– А иначе его погребут в общей могиле. Потом поставят камень и напишут, что под сим камнем лежат герои…
– Герои? – спросил удивленно Бармокар. – Но он не был героем. Он воевал, но всегда боялся. Как и я.
– Он боялся смерти?
– И смерти тоже.
– А еще чего?
– Что не увидит мать. Что его ранят, что лишится зрения и не увидит мать.
– А зачем ее видеть? – сказал я.
– Она же мать.
– Много на свете матерей. Разве он этого не знал?
Бармокар посмотрел на меня эдак пытливо, эдак вопросительно:
– Много, говоришь?
– Очень.
Он показал рукой на поле, усеянное трупами:
– И у них тоже?
– Да, и у них.
Бармокар задумался. А тут проходил сотник.
– Эй! – крикнул он. – Чего торчите?
– Разговариваем.
– О чем?
– О нем.
Сотник посмотрел на холодного Гано Гэда, который казался еще длиннее, чем был.
– Ушел в царство теней? – сказал сотник. – Ну и дурак же он! Нашел время, когда тут такая победа!.. А Фламиния не нашли… Так вот что: закапывайте его и – идите к тому месту, где знамя!
