На протяжении всей его речи Ганнибал стоял против него и смотрел ему прямо в рот, словно именно во рту рождалось все, что говорил Махарбал. Будто голова тут была ни при чем. А когда Махарбал кончил речь, Ганнибал все еще стоял перед ним и обдумывал слова предводителя конницы. Несомненно, в словах Махарбала была доля истины. Так полагал Ганнибал. Несомненно, опытный Махарбал был вправе судить о деле так, как судил. Но это всего лишь мнение одного военачальника. А как другие?
Бомилькар был довольно краток. Говорил спокойно, слова его были продуманны, ничего лишнего, никаких особых страстей, говорил, точно читал по книге. Время от времени почесывал длинный нос. В чем главный смысл его выступления на военном совете? Он укладывался в две последние фразы, сказанные им без нажима:
– После битвы всегда положен отдых. Испокон веку отдых был помощником грядущей победы.
И тут он умолк, оставил в покое свой длинный нос.
Ганнибал ценил опыт Бомилькара. Этот начальник легковооруженных происходил из богатой семьи. Его отец участвовал в сицилийской войне и погиб в Сицилии. Братья Бомилькара – уважаемые купцы. Их суда пересекали море в самых различных направлениях. Это были граждане Карфагена, содействовавшие процветанию государства, укреплению его мощи. Ведь известно, что мощь измеряется не только числом катапульт, но и казной. Каждый талант золота и серебра – это и военная мощь. Поэтому братьев Бомилькара можно было причислить к видным военачальникам.
Вдруг Ганнибал резко повернул голову и словно выстрелил из лука:
– А Матос? Что скажет Матос?
Ливиец Матос – уже в летах. В летах и шрамах. У него недостает трех пальцев на левой руке – это память о схватке под Лилибеем на Сицилии. Он встает, расправляет бороду, как вавилонский мудрец перед речью, и говорит глуховатым голосом:
– Я хочу – это скорее для себя – обозреть мысленно весь мир. Если бы был я птицей, то подобное обозрение было бы более точным. И все-таки я попытаюсь… – Матос сверкнул лиловыми очами и, широко раскинув руки, продолжал: – Вот он, весь мир: от Индии до Кадиса. Весь, весь, весь! Раскаленные сахарские пески – не в счет. Не принимаем во внимание и северные варварские страны, где люди живут в снегу и сосут лед… Вот он, весь мир, как на ладони. Я его вижу. А вы? – Матос смотрел вокруг как бы сверху вниз. – Кто же в этом мире главенствует? Египет? Ха! Может, Вавилон или Сирия?.. Смешно даже говорить о них! Финикия? Греция во прахе. Иллирия трепыхается, пока ее не раздавит Рим кованой подошвой. Галлия? Иберия? Спрашиваю: может, они? Нет и нет! Главенствуем мы, и соперничает с нами Рим. Вот как обстоит дело в этом мире. Хорошо это или плохо? Так угодно было богам. Им же угодно столкнуть нас с Римом, и мы находимся здесь по воле богов. Мы – покорители Альп. Кто же сможет – нет! – кто смеет одолеть нас? Римляне мечтают высадиться в Африке и сокрушить Карфаген. В Африке! Вам это говорит что-нибудь? Что же оказывается? Спрашиваю – что? Мы на земле италиков, и стены Рима уже дрожат, ржанье наших коней доносится до ушей сенаторов. Кто же перед нами? Я не вижу врага. Где он, покажите мне его! Посему, – Матос пытливо оглядел соратников, – посему предлагаю единственно разумное решение: идти на Рим без промедления.
– Сегодня, что ли? – спросил Магон.
– Почему бы и нет?
Матос поклонился неизвестно кому, скорее всего, всем присутствующим, потребовал вина и уселся.
В это время появился сотник, почтительно подошел к Ганнибалу и что-то проговорил очень тихо. Командующий выслушал его, подумал немного и сказал:
– Приведи его.
Вскоре ввели некоего бородача. На первый взгляд, он изрядно настрадался в пути. Но так ли это на самом деле? Ведь немало любителей прикинуться жертвами трудного путешествия «на благо родного Карфагена».
– Подойди! – приказал ему Ганнибал.
Бородач выказал необыкновенную прыть: он мигом оказался возле командующего и, низко склонившись, вручил папирус.
Ганнибал развернул свиток, прочитал. Прочитал, аккуратно свернул. Кое-кому показалось, что он готов вернуть свиток, но вроде бы раздумал.
– Отдохни, – сказал бородачу командующий, – ты получишь ответ.
