Сципион спрашивал своих помощников:
– Как могло случиться, что этот головорез одолел Альпы?
Ганнибал задавал Миркану Белому вопрос:
– Как это римлянин смог прошагать так быстро от устья Родана до берегов Тицина, до самой Плаценции?..
Долго продолжалось молчание в палатке командующего. Нарушил его опять же Ганнибал, в который раз задавая риторический вопрос:
– Как сумел этот бездарный Сципион?..
Старик Миркан поднял на него глаза – немигающие, мутные старческим угасанием глаза. Он, казалось, не мог понять, как молодой умный полководец задает столь неумный, просто по-детски глупый вопрос? Если ты воюешь и заранее полагаешь, что имеешь дело с ничтожеством, то поручи это трудное дело – войну – своему помощнику, а лучше всего – сотнику.
– Кто сказал, что он ничтожный?
– Кто? Разве сенат выбирает способного? Всему свету известно, что сенат погряз в интригах.
Миркан – печальным голосом:
– Пусть думает так целый свет. А ты полагай иначе.
Ганнибал поднялся, подошел к пологу и выглянул наружу. Ночь была почти такая, как в Новом Карфагене: небо цвета сажи, звезды яркие, наподобие июньских светильников, и такая же большая луна. Лагерь спал, бодрствовали только часовые. И недалеко – рукой подать! – стоял ненавистный Рим. И где-то совсем, совсем рядом – этот Сципион с войском. Ганнибал вернулся на свое место, чтобы дослушать Миркана. А когда тот начал говорить, командующий думал совсем о другом.
А Миркан Белый, чуть покачиваясь, точно в лодке, говорил, как ему и положено, слова стариковские, мудрые.
– Дело сделано, – говорил он. – Пусть кто-нибудь другой попробует хлебнуть лиха, подобно тебе и твоему войску. Я хочу поглядеть на героя, который последует твоему примеру… Что ты сделал? Что смог сделать? – Старик глубоко вздохнул. – Ты заставил воевать Рим не где-нибудь – в Африке или в Иберии, – а здесь, можно сказать, в его же доме, во всяком случае, у его порога. Отныне италийская земля есть та арена, где Карфаген и Рим померятся силой. Здесь решится судьба, а не на море, где Рим силен, и не на африканской земле, в нашем доме, и не в Иберии – далеко от Рима. И это сделал ты, Ганнибал. В чем еще твое преимущество? Разные племена, в том числе и галлийские, хлебнувшие лиха из римского котелка, отпадают от него, идут тебе навстречу как друзья. И это тоже сделал ты… А что же плохо? Учти одно великое обстоятельство… Рим понимает, что явились к нему в дом, чтобы покончить с ним. Это все равно что к нам бы, в Карфаген, ворвались римские легионы! Разве не положили бы мы свои животы ради спасения отечества? Разве это не прибавило бы нам силы, не удесятерило ее? Римляне обозлятся. Они забудут междоусобицы и дружно ополчатся против тебя. Придется воевать, много воевать. Прогулкой тут не пахнет – учти это. До прогулки далеко. А раз так, – старик еще раз глубоко вздохнул, – надо, чтобы войско твое билось, словно бы его числом в десять раз больше. Надо, чтобы каждый воин видел перед собой – во сне и наяву – только и только Рим. А больше ничего… Ты слушаешь меня?
Ганнибала словно растолкали. Он вздрогнул:
– Повтори еще раз последние слова.
Старик повторил:
– Надо, чтобы каждый воин видел перед собой – во сне и наяву – только и только Рим. А больше ничего…
– Победу! – жестко проговорил Ганнибал. – Победу видел! Какая она там? – не знаю. С крыльями или без. – Вскочил, быстро прошелся по палатке. – Я знаю, что надо. Знаю!
Ганнибал вдруг возбудился. «В чем причина? – спрашивал себя старый Миркан. – Какая мысль пришла ему в голову?» И, глядя куда-то в сторону, командующий раздумчиво проговорил:
– Я научу… Я покажу, что есть жизнь… И как за нее бороться. Бороться насмерть. Как ты полагаешь, уважаемый Миркан, меч способен даровать жизнь?
– Меч? – удивился старик.
– Да, боевой меч.
– Кому даровать? Право, не знаю, что и сказать.
– А я знаю! – Ганнибал повеселел. Ударил трижды в ладоши: – Магона ко мне! Живее!
Бармокар шел рядом с индусом – маленьким погонщиком слонов. Увы, ее слона уже не было на свете – он покоился в альпийской бездне, как и другие клыкастые великаны. Только трое из них набираются сил, чтобы в случае необходимости принять участие в атаке против Сципиона.
