— Нам пора! — напомнила Ловиза.
Мэнкуп очнулся от раздумий. Абстрактная работа мысли, молчаливое продолжение высказанных вслух мучительных проблем, придававшие его лицу отчужденную неподвижность, внезапно оборвались.
— За твой сегодняшний дебют, Ло! — Тон был веселый, но Муну почудилась в нем наигранность.
Ловиза протянула свой бокал, но внезапно отдернула руку.
— Не могу, — сказала она со странным выражением.
— Чего не можешь? — усмехнулся Мэнкуп.
— Пить больше не могу. — Она отстранила бокал и встала.
— Сценическая лихорадка, — объяснил Баллин. — У меня такое же состояние перед выходом каждой новой книги. Мужайся, Ло. Это не так страшно, как кажется… За тебя! За нас всех! За Магнуса! За мудрость и бесстрашие!
— Вот именно! — Мэнкуп засмеялся. — Самое важное — смело выйти на сцену и вовремя уйти, не запутавшись в занавесе. — Он подозвал официанта.
Между ним и Дейли завязался спор, кому платить. Художница, быстро закончив второй портрет, подошла к столику. Оказалось, что она делала их для продажи. Скульптор даже не стал с ней разговаривать. Магда с видимым сожалением отдала рисунок обратно, сославшись на то, что не захватила с собой денег.
— Хотя бы несколько марок! — Чувствовалось, что художница с трудом удерживается от откровенной мольбы.
— Давайте сюда! — Положение спас человек неопределенной наружности, с розовым, свежевыбритым лицом и торчавшим из кармана блокнотом. Заплатив не торгуясь, он скрылся с обоими портретами.
— Кто это? Зачем ему понадобился мой портрет? — Магда сказала это то ли польщенным, то ли обиженным тоном.
— Не только твой, — пробурчал скульптор. — Так что напрасно надеешься, что он оправит его в золото и повесит над изголовьем. Это Фредди Айнтеллер, зоркое око «Гамбургского оракула».
— Не может быть, — засомневалась Магда. — Магнус, слышишь? Твои сотрудники даже не считают нужным поздороваться с тобой.
— О ком вы говорите? — Мэнкуп успел уже уладить счет, предоставив Дейли дать на чай почти равную сумму.
— О Фредди Айнтеллере.
— А, Фредди! Он поступил на работу уже после моего ухода. Я с ним лично никогда не сталкивался. Говорят, он самый способный молодой репортер в отделе уголовной хроники.
— Ну вот и разгадка. — Баллин засмеялся. — Видно, ваши физиономии понадобились ему для музея криминалистики.
Магда и скульптор пытались присоединиться к смеху, но так и застыли с невеселой улыбкой на губах.
— Чего ты помрачнел, Лерх? — Ловиза нервно теребила сумку. — Или честь висеть на одной стене с господами Муном и Дейли не радует тебя?
— С нами?! — Дейли широко открыл глаза. — В каком смысле?
— Вы ведь имеете отношение к полиции? — Она повернулась к скульптору: — Верно, Лерх?
— Вечно ты что-то путаешь… — Он остановился, как бы подыскивая слова. — Я только сказал, что наши гости, по-видимому, тоже работают в уголовной хронике. — Он сердито вытряхнул трубку прямо на пол. — Пошли! Мы опоздаем.
Этот инцидент на мгновение заставил Муна и Дейли забыть о Ловизе. Они уже отошли от стола, когда услышали голос Мэнкупа:
— Ло, ты оставила сумку!
Схватив ее со стола, он нагнал Ловизу. При этом как-то странно и настойчиво заглянул ей в глаза.
Ловиза вырвала сумку и быстро побежала к выходу.
После дымной атмосферы кафе улица показалась благоуханным раем. Сумерки сгустились. Покрывавший канал лиственный узор, тронутый кое-где бликами огня, напоминал бисерную вышивку. Баллин пошел за своей машиной, оставленной неподалеку, на подземной стоянке на улице Гроссе-Блайхен.
Остальные молча стояли возле чугунной ограды.
Мун закурил сигару. Странно, что в кафе совсем не хотелось курить. Он глядел на темнеющее небо, на перламутровые переливы, от зеленого до розового, и раздумывал над нелепой ситуацией, в которой очутился. Мун твердо решил по дороге в театр рассказать Мэнкупу о своих наблюдениях и принудить его к откровенному разговору.
Но из этого ничего не вышло. Подъехал Баллин на своем малолитражном «форд-таунусе». Усадив Магду, скульптор остался стоять у открытой дверцы. Он ждал Ловизу.
— Ло поедет с нами! — заявил Мэнкуп.
— Но наш…
Муну не пришлось выдумывать предлог, так как Ловиза опередила его:
