— Хорошо, ступай. Но я буду стоять наверху, на лестничной площадке, и, если ты через пять минут не вернешься, я брошусь вниз!
Бегу по лестнице, а Слава уже стоит внизу — схватил меня, тащит на улицу:
— Пойдем отсюда скорее!
— Куда пойдем — я в одном халате!
— Неважно…
— Подожди, видишь, он наверху стоит, говорит: бросится вниз, если я сейчас не вернусь. Я должна попытаться еще поговорить с ним, чтобы расстаться по-хорошему, и потом — я просто боюсь…
— Чего боишься?
— Когда ты узнаешь, ты сам поймешь, что я не могу стать твоей женой.
— Почему? Что такое? Ты что, с ума сошла?
— Потому что мой отец в тюрьме…
— Да если бы ты родилась даже непосредственно от обезьяны, для меня это не имеет никакого значения.
— Ты не понял. Он сидит по политической — 58-й статье. Я это скрыла. Но если я стану твоей женой и всплывет вся эта история, то твоя карьера будет погублена — во всяком случае, за границу тебя уже не выпустят…
— Ну и черт с ними! Меня не интересует чепуха, которую ты сейчас несешь. Ты мне скажи, любишь ли ты меня?
— Люблю.
— Тогда ты сегодня же будешь у меня.
— Подожди, не торопись, я сейчас вернусь к себе, а завтра в двенадцать дня встретимся напротив Колонного зала.
— Он же опять тебя не выпустит!
— Я скажу, что иду в театр.
— Хорошо, я буду ждать тебя на углу.
Вернулась домой — опять скандал, уговоры до ночи… И жалко мне его, сердце разрывается! На другой день в двенадцать часов собираюсь уходить.
— Ты куда?
— В театр.
— Я тебя провожу.
— Хорошо.
Довел он меня до театра, вошла я с Петровки и — бегом через всю сцену на другой подъезд, что выходит на площадь Свердлова. Скорее мимо Колонного зала, через дорогу, — бегу, ног под собой не чую. А Славы нигде нету! Вижу — стоит такси на углу, вокруг толпа народу, и все внутрь заглядывают. Я испугалась, думала — случилось что-нибудь со Славой, подбегаю, расталкиваю людей и вижу: сидит Ростропович на заднем сиденье, и вся машина изнутри утыкана букетиками ландышей. Оказывается, пока он ждал меня, мимо прошло несколько знакомых. Тогда он скупил все цветы у какой-то бабки, спрятался в такси и стал украшать машину. Ну, и собралась толпа — такое в Москве не часто увидишь, — ждут, что дальше будет. Сидит он, как жених в клумбе, а у шофера даже глаза оловянные от торжественности момента: он ему успел рассказать, что сейчас вот его судьба решается.
— Ты! Наконец-то! Коля, давай скорее за город!
Где-то около Барвихи остановились. Выскочили из машины, побежали в лес, счастливые, что людей нет кругом, можно поговорить спокойно, обсудить все. И мне приходит в голову «гениальный» план.
— Знаешь что? Скоро в театре двухмесячный отпуск. Давай разъедемся на это время, ведь ты меня так мало знаешь! А так будет возможность обдумать, проверить себя… Через два месяца встретимся, и тогда все будет ясно.
— Что! Через два месяца?! Мне нечего проверять себя — мне и так все ясно. А если тебе это нужно — значит, ты меня не любишь.
Я в слезы:
— Мне Марка жалко…
— А меня тебе не жалко?
— Так я же тебя люблю, что ж тебя жалеть-то?
— В общем, вот что: мы сейчас поедем обратно, и, если до четырех часов сегодня ты не придешь, я буду знать, что ты меня не любишь и все между нами кончено…
Медленно поднимаюсь к себе. «…Лучше всего написать письмо и уйти. Надо, чтобы его не было дома… Попрошу его сходить в магазин… За клубникой…»
Как только он вышел — схватила лист бумаги, написала письмо, просила простить меня. Покидала в маленький чемоданчик халат, пару платьев, туалетные принадлежности… Господи, куда ехать, я же адреса не знаю!.. Выскочила в коридор, к телефону (соседи из всех дверей выглядывают):
— Слава, я еду к тебе. Скажи адрес!
Бросила трубку — и бегом по лестнице. В висках стучит, боюсь адрес забыть, ноги буквально отнимаются. Еле добежала до стоянки такси:
— Улица Немировича-Данченко, номер…
Шофер на меня смотрит, как на помешанную:
— Да это же за углом, пешком дойдете!
— Поезжайте скорее, я вам хорошо заплачу…
Мне показалось, что в эти три минуты я проехала пол-Москвы…
Подъехали — возле подъезда стоит крупная девушка, подходит:
— Вы Галя?
— Да.
— Я Славина сестра, он просил меня вас встретить…
