Что касается самого дома, то через домработниц, часто меняющихся на даче, не трудно было установить подслушивающие аппараты в любом количестве. Вскоре после нашего отъезда из России на дачу пришли пять человек в штатском. В то время там жила наша приятельница.
— Здравствуйте. Нам нужно пройти в дом.
— Я не могу впустить без Вероники Леопольдовны — сестры Ростроповича, а ее сейчас нет.
— Мы из КГБ, нам нужно пройти.
— Предъявите документы.
Те предъявили свои книжки — КГБ, — а перед этим могущественным заведением ни один советский человек не закроет дверь.
— Проходите… Я могу идти с вами?
— Пожалуйста.
Думая, что они хотят осмотреть внутренние комнаты, она хотела повести их в главный дом.
— Нет, нет, нам нужно пройти только на веранду малого дома.
Она их провела туда, и они, не стесняясь ее присутствия, подняли в углу ковер, отодвинули доски и вытащили из-под пола довольно больших размеров железный ящик с таинственной аппаратурой, причем с таким цинизмом, без всяких сантиментов. По-деловому пришли на работу, сделали свое дело и, попрощавшись, ушли, забрав свое имущество.
После Славиного письма власти, конечно, сразу стали нас прижимать, особенно его, и продолжали это благородное занятие три с половиной года. Сначала его отстранили от Большого театра, потом постепенно сняли все заграничные поездки. Наконец подошло время, когда столичным оркестрам запретили приглашать Ростроповича… А вскоре ему не давали зала в Москве и Ленинграде уже и для сольных концертов.
И вдруг позвонили из университета, что на Ленинских горах, с просьбой сыграть для них концерт! Слава с радостью согласился. В день концерта утром звонок:
— Ах, Мстислав Леопольдович, сегодня у нас вы должны играть, но тут случилось непредвиденное собрание, и зал вечером занят. Вы нас извините и, может, согласитесь сыграть в другой день? Мы вам позвоним.
А поздно вечером звонят студенты университета:
— Мстислав Леопольдович, как вы себя чувствуете?
— Прекрасно, спасибо.
— А у нас повесили объявление, что вы заболели и потому концерт отменяется.
— А мне сказали, что у вас зал сегодня вечером занят каким-то срочным собранием.
— Да ничего там нет.
— Ну, значит, мне и вам наврали.
Приехала в Москву группа сотрудников Би-Би-Си из Лондона, позвонили домой.
— Мы снимаем сейчас фильм о Шостаковиче и, конечно, надеемся, что вы примете участие.
А столько уже было всяких отказов! Надоело быть игрушкой в руках мелких сошек из разных министерств, и на этот раз мы отказались сами:
— У нас нет времени, мы сниматься не будем.
На другой день звонят из АПН и слезно умоляют принять участие в фильме.
— Мстислав Леопольдович, мы делаем фильм о Шостаковиче совместно с Би-Би-Си, а вы и Галина Павловна столько музыки его играли, без вашего участия не может быть фильма.
— Да ведь опять запретят.
— Нет, у нас есть разрешение. Это наше официальное приглашение.
— Ну, хорошо, пусть приедут представители фирмы к нам домой.
Они пришли к нам, милые, славные англичане, и мы договорились, что Слава сыграет в фильме часть из Виолончельного концерта, а я спою арию из «Леди Макбет» и кое-что из Блоковского цикла. В день назначенной съемки мы дома репетируем, готовимся — в три часа должна приехать машина. В три часа нет, в четыре — нет и в шесть — тоже. И ничего — ни звонков, ни письма, просто не приехали. Сами мы, конечно, никуда звонить не стали — все уже осточертело. Ночью пришел Максим Шостакович и сказал, что в ЦК запретили снимать меня и Славу.
Случилось так, что буквально через несколько дней мы обедали у английского посла. Кроме нас, были еще гости из других посольств, и Слава не сдержался — при всех за столом объявил:
— Господин посол, я всегда считал Англию страной джентльменов. Но несколько дней тому назад я был разочарован и поражен невежливостью англичан.
За столом наступила гробовая тишина, а посол весь вытянулся и даже побледнел.
— Простите, я вас не понял…
— Английская фирма попросила нас сниматься в фильме. Мы согласились. В назначенный час за нами должны были приехать. Мы ждали их несколько часов — я во фраке, Галина Павловна в концертном платье, а они не только не приехали, но даже и не позвонили нам, чтобы извиниться и объяснить, что же произошло.