За столом его уже ждут галдящие молодые люди. Сразу же после завтрака он начнет с ними заниматься. Серьезно интересующихся математикой — единицы, большинство — ленивые и тщеславные повесы. И им-то он отдает свои лучшие, утренние часы!
Микеланджело благополучно добрался до места, но за десять месяцев не ответил ни на одно письмо. Можно ли столь злостно пренебрегать обязанностями? Ведь он, Галилей, писал ему о замужестве Ливии. Приданое было дано ей лишь в расчете на то, что брат, приехав в Польшу, сразу же начнет погашать свою долю. Даже долговое обязательство, которое следовало вручить зятю, Микеланджело, не говоря уже о деньгах, не позаботился прислать. А он, судя по всему, не бедствует в чужих краях. Магнат, пригласивший его на службу, обещал ему, помимо подарков, двести дукатов в год, место за своим столом, наряды как у знатнейших придворных, двух слуг и карету, запряженную четверкой лошадей.
Галилей всегда считал, что ни он, ни брат не имеют права обзаводиться семьей, пока обе сестры не будут выданы замуж. Теперь приданое, которое нечем было выплачивать, снова отодвигало этот срок. Безответственность Микеланджело была для Галилео тем более горька, что его собственное увлечение Мариной Гамбой переросло в крепкую связь. У них родилась дочь, через год — вторая.
Марина стала жить в его доме. По городу поползли слухи. Кто она? Домоправительница? Невенчанная жена? Профессор университета не может так пренебрегать репутацией! Но Галилей пренебрегал: Гамба с дочерьми осталась в доме.
В Падуе не менее упорно, чем в Пизе, Галилей занимается проблемами движения. Он делает значительный шаг вперед — отказывается от бесконечных размышлений о причинах, заставляющих тело двигаться, а ставит перед собой цель изучить, как оно движется на самом деле. Он прежде хочет выяснить «как», а уже потом — «почему». Идти этим путем побуждает его вновь вспыхнувший интерес к «линии, которую описывают бросаемые тела».
Он ставит сотни опытов, изучает движение тел по наклонной плоскости, очень внимательно исследует изохронность колебаний маятника. Он пытается математически осмыслить получаемые результаты. Это ему удается далеко не всегда. Близким друзьям, например Гвидобальдо дель Монте, он откровенно в этом признается.
Углубление в вопрос о баллистической траектории приводит Галилея к открытию закона падения и тем самым дает ему возможность обосновать новое учение о движении. Шаг за шагом приближается Галилей к формулированию основных положений своей теории равномерно-ускоренного движения. Но на это уходят не месяцы, а годы.
Изучая труды Тихо Браге, Галилей все больше проникался уверенностью, что тот не ставил ряда опытов, о которых писал. Он отринул систему Коперника из-за некоторых ее расхождений с наблюдениями? Как будто разрушают дом, если дымит труба! К «князю астрономов», скончавшемуся в Чехии, Галилей не питал никакого почтения.
В ту пору в Падуе жил немецкий математик Симон Майр, считавший себя учеником Тихо Браге. Он думал разбогатеть за счет частного преподавания, но его земляки предпочитали заниматься у Галилея. Чтобы привлечь слушателей, он объявил курс астрологии. Ознакомившись с лекциями Майра, Галилей посмеялся над «астрологишкой» и его более чем скромными познаниями в геометрии. Майр рвал и метал. Как ему, безвестному иноземцу, уязвить знаменитого коллегу? Резкие высказывания Галилея о Тихо Браге помогли Майру обрести единомышленников. В Италии и за ее пределами все чаще стали раздаваться голоса, что Галилей, мол, из мелкой зависти старается перечеркнуть заслуги величайшего знатока астрономии.
Дело зашло так далеко, что позже, когда сын Браге собирался в Италию, друзья сочли нужным предупредить Галилея, дабы он поостерегся. Ведь спор можно завершить и ударом шпаги!
Галилей тяжело болел, когда в городе появился приехавший то ли из Фландрии, то ли из Германии математик Иоганн Цугмессер. Пропорциональный циркуль, подобный Галилееву, он выдавал за собственное изобретение. Когда Галилей поправился, Цугмессера в Падуе уже не было. Но этот эпизод дал пищу злословию: Галилей-де воспользовался изобретением фламандца! В распространении этих слухов особенно усердствовал Симон Майр.
