Галилео Галилей. Его жизнь и научная деятельность - страница 14

Великолепные и колоссально увеличивающие трубы последующих веков вплоть до последнего времени подтверждали верность открытия Галилея и, кроме известных ему четырех спутников, не показывали ни одного нового; лишь в 1892 году совершенно неожиданно открыт был пятый, крошечный спутник у этой колоссальной планеты посредством самой сильнейшей из труб в мире. Поэтому открытие Галилея, сделанное при помощи жалкой игрушечной трубы, открытие, о котором он объявил тотчас же с полною уверенностью и без всяких колебаний, несмотря на всю необычайность и совершенную новизну его, для нас представляется просто чудом, каким-то актом божественного вдохновения. Если мы припомним при этом историю открытия Урана через два века после Галилея, если обратим внимание на то, как долго В. Гершель не мог догадаться и наконец решиться признать наблюдавшуюся им звезду планетой, если даже Гершель до такой степени не мог освободиться от предубеждения, что новых, неизвестных древним, планет не существует, то для нас станет понятно все величие научного подвига Галилея и мы не будем легкомысленно говорить, что для этого открытия достаточно было просто навести трубу на небо. Ничтожные средства могут давать великие результаты только в руках великих людей. При существовании наших теперешних физических кабинетов нас не менее поражают и величайшие открытия в области электричества другого великого итальянца Вольты, сделанные им с помощью грошового соломенного электроскопа и самых жалких научных пособий. Но нет препятствий, могущих остановить деятельность гения; и во всяком деле прежде всего должны цениться люди, а не средства, не орудия, не учреждения, как это кажется многим.

Устроив первую трубу, Галилей через несколько дней представил несколько таких же инструментов венецианскому сенату, указывая на важное значение его изобретения для астрономии и мореплавания. Сенат отнесся к этому вопросу с должным вниманием и пожелал вознаградить Галилея за его труды на пользу республики. Галилею предоставлено было пожизненное профессорство в Падуанском университете, причем содержание ему было утроено. К несчастью, Галилей, несмотря на отличное отношение к нему венецианского правительства, не остался у него на службе и, как мы увидим, возвратился через год после этого на свою родину. Это была роковая ошибка в жизни великого человека, так сильно отразившаяся на его последующей судьбе.

Вскоре после открытия Юпитеровых спутников, которые Галилей в благодарность за покровительство, оказанное ему в юности членами княжеской фамилии Медичи, назвал «Медицейскими звездами», – он направил свой телескоп на самую далекую и последнюю тогда планету Солнечного мира – на Сатурн. Как ни слаб был его телескоп, но он показал ему Сатурн удлиненным, как бы с двумя придатками по его сторонам, делавшими из планеты как бы тройчатку, о чем Галилей тотчас и объявил ученому миру в анаграмме, смысл которой был «Altissimum planetam tergeminum observavi» – то есть «отдаленнейшую планету я наблюдал тройною». Вот что пишет сам Галилей о своем открытии в письме к Джулио Медичи в 1610 году: «При увеличении в тридцать раз центральная звезда кажется мне больше двух других, находящихся одна к востоку, а другая к западу на линии, не совпадающей с направлением зодиака. Боковые малые светила, по-видимому, касаются среднего большого. Это как бы два служителя, помогающие старому Сатурну совершать свой путь и постоянно находящиеся по его сторонам. В менее сильную трубу Сатурн представляется продолговатым, в виде оливки». В таком виде представлялось Галилею величайшее из чудес нашей планетной системы – кольцо Сатурна. В 1612 году Сатурн представился Галилею совершенно круглым, «как будто он пожрал своих детей». Это до такой степени поразило Галилея, что он начал сомневаться в верности своих прежних наблюдений и склонен был считать их обманом зрения. Необычайность явления и слабость телескопа не дали возможности Галилею открыть истинный смысл замеченного им, и он, к сожалению, прекратил наблюдать Сатурн. Открытие колец у этой планеты выпало на долю великого голландца Гюйгенса. Вероятно, и начавшиеся с переездом Галилея во Флоренцию неприятности и преследования против него, вовлекшие его в горячую полемику и в писательство, не остались без влияния на то, что он стал меньше заниматься наблюдениями; иначе от проницательного взора его не ускользнула бы и эта тайна. В самом деле, все главнейшие его астрономические открытия сделаны в Падуе, и с переездом во Флоренцию эта деятельность его мало-помалу ослабевает.