Хьюсон и сам это знал, знал с того самого момента, когда эта идея впервые пришла ему в голову. И душа его выворачивалась наизнанку, противясь ожидавшей ее участи, даже когда он беззаботно улыбался управляющему. Однако Хьюсон был человеком женатым и считал себя обязанным содержать семью, а за последний месяц стремительно скудеющие сбережения ему удавалось пополнять лишь теми крохами, которые он получал за случайные заметки. Наконец ему представился шанс, упустить который было бы просто преступно, — гонорар за спецрепортаж от «Утреннего эха» плюс пять фунтов от управляющего. А эта сумма могла бы обеспечить ему относительно безбедное существование на протяжении целой недели или даже двух, если распорядиться ею разумно и не транжирить по пустякам. Кроме того, если репортаж удастся, он сможет даже рассчитывать на постоянное место в штате.
— Нелегок хлеб преступников и газетчиков, — проговорил он. — Я уже настроился на незабываемую ночь, поскольку ваш Зал убийц едва ли можно сравнить с номером в отеле. Однако не думаю, что все эти восковые муляжи станут слишком уж докучать мне.
— Вы не суеверны?
— Ничуть. — Хьюсон рассмеялся.
— Но ведь вы журналист — у вас должно быть хорошо развито воображение.
— Все мои редакторы, на которых мне когда-либо приходилось работать, утверждали, что я начисто лишен воображения. Одних только голых фактов мало для процветания в нашем бизнесе, поэтому газеты предлагают своим читателям не просто хлеб, а бутерброд, смазанный толстым слоем масла.
Управляющий улыбнулся и встал.
— Хорошо, — сказал он. — Думаю, что все наши посетители уже разошлись. Одну минутку, я распоряжусь, чтобы фигуры в подвале не накрывали, и сообщу ночной смене, что вы сегодня проведете там ночь. А потом провожу вас вниз и помогу устроиться.
Сняв трубку с телефонного аппарата, он дал подчиненным необходимые указания и положил трубку на место.
— Боюсь, что все же я должен поставить перед вами одно условие, — сказал управляющий. — Вынужден просить вас не курить. Только сегодня вечером в Зале убийц чуть было не возник пожар. Не знаю, кто поднял тревогу, но, к счастью, она оказалась ложной. Нам повезло, что в тот момент внизу было всего несколько человек и удалось обойтись без паники. Ну что ж, если вы готовы, то можно отправляться.
Хьюсон проследовал за управляющим через полдюжины залов, в которых сотрудники музея драпировали на ночь английских королей и королев, генералов и выдающихся политических деятелей разных эпох, всех этих ярких представителей человечества, добрая или дурная слава которых дала им возможность претендовать на такого рода, бессмертие. Подойдя к одному из служителей, управляющий распорядился о кресле, которое нужно поставить в Зале убийц.
— Боюсь, это все, что мы можем для вас сделать, — сказал он Хьюсону. — Надеюсь, вам удастся хоть ненадолго вздремнуть.
Миновав короткий коридор, они стали спускаться по тускло освещенной каменной лестнице такого зловещего вида, что, казалось, привести она может только в темницу. Лестница заканчивалась в небольшом холле, который был полон предметов, призванных пробудить в посетителях соответствующие настроения, — там были орудия труда инквизиторов, дыба из средневекового замка, приспособления для клеймения, тиски для больших пальцев и прочие изобретения, свидетельствующие о неравнодушном отношении человека к себе подобным. Дверь из холла вела в Зал убийц.
Он представлял собой комнату неправильной формы, под сводчатым потолком, слабо освещенную электрическими лампами, помещенными в перевернутые чаши матового стекла. В полном соответствии с замыслами архитекторов, это была жуткая и внушающая суеверный ужас камера, сама атмосфера которой заставляла посетителей разговаривать исключительно шепотом. Чем-то она напоминала часовню приходской церкви. Часовню, давно забывшую богоугодные службы и отданную на откуп язычникам для совершения нечестивых обрядов.
Восковые убийцы стояли на невысоких тумбах, снабженных пояснительными табличками. Оказавшись среди этих многочисленных фигур и не зная, кого они изображают, можно было подумать, что это какое-то случайное сборище людей, общим признаком которых является, пожалуй, лишь изношенность их одежд.