Нет, лучше вести осторожную игру; в противном случае я не смогу помочь Ишраилю, если они возьмут меня на мушку. Прежде, чем петух пропоёт дважды,”
— М-м, я не знаю, во что верить…
Он почувствовал себя неуютно и отвернулся.
Синий лютик на тунике вновь приковал его внимание.
— Вообще-то я пришёл сказать вам, что медицинский совет все ещё заседает, — голос Шансфора потеплел. — Старший Брат Инальд Уатт, наш директор, тоже здесь, и, если вы хотите поговорить с ним…
— Думаю, это надо сделать.
“Перестань трястись, старый дурак!”-приказал себе Дэви.
Но это мало помогло. Как только он отказался от Ишраиля, то понял, что поверил ему до конца: ему и во все то, что он рассказывал. Более того, он знал, что в это больше никто не поверит.
“Поэтому зависит от тебя, Дэви Дэл, томиться ли Ишраилю всю жизнь в заключении*.
Зависит от него и наступление более серьёзных последствий, так как через Ишраиля лежит путь к прекрасным, дружественным мирам, горсткой разбросанным на гостеприимных планетах Солнечной системы. От него лишь требуется убедить экспертов, которые сделали вывод о ненормальности Ишраиля, в том, что они ошибаются. А это нелегко.
— Могу я всё-таки увидеть Ишраиля? — с ноткой подобострастия в голосе спросил Дэви.
— Вы заставляете меня повторять отрицательный ответ, мистер Дэл, — проговорил Шансфор. — А теперь, если вы пройдёте со мной, я думаю, сможете поговорить с Советом…
По коридору они прошли к лифту, поднялись на одну палубу выше, в оббитую мехом комнату. С окон спускались тяжёлые портьеры, пылал камин, а на одной из стен висел оригинал Вадифанго — анатомический рисунок тигра.
В центре комнаты находился длинный стол; мягкие стулья выстроились у стен, однако четверо мужчин и среди них Старший Брат Инальд Уатт стояли у камина.
Дэви был представлен всем.
Старший Брат — маленький лысый с официальными манерами мужчина, облачённый в голубую обтягивающую тунику, пожал руку Дэви, а затем прошёл к столу и взял папку с серебряной застёжкой.
— Данный случай, мистер Дэл, представляет для нас большой интерес, — начал он сухо.
— Для меня это — больше, чем просто случай, — отпарировал Дэви.
— Ну да, ну да. Конечно. Как мне сказали, вы очень близко сошлись с Ишраилем за короткое время. Будьте осторожны, не позволяйте, чтобы это превратилось в навязчивую идею.
— Это не навязчивая идея, — сказал Дэви. — Я принял сторону Ишраиля, потому что этого не сделал никто. Мне кажется, для него удобно быть жертвой. На первый взгляд, это дело — очень простое. Но здесь, в Новом Союзе, оно приобретает все более сложный характер.
Он почувствовал, что говорит не так вежливо, как намеревался. И смутился. Его привели в замешательство сама комната, официальный вид членов совета — так сильно они отличались от жителей его деревни. В своём кругу, на ферме и на пастбищах, его хорошо знали и уважали. Здесь же он чувствовал себя не в своей тарелке. Кто он? Простой селянин, попавший в элитную среду. Даже туники их разного цвета. Отвратительное ощущение того, что он выглядит посмешищем, охватило его и уже не покидало до конца; невидимый барьер между ним и его мыслями заставлял его говорить не то, что он думал.
— Я имел в виду, что это — вопрос здравого смысла, — выдавил он и тут же понял, что ещё больше все испортил.
Инальд Уатт мягко улыбнулся, вероятно, пытаясь скрыть своё раздражение.
— К несчастью, мистер Дэл, существуют проблемы, где здравый смысл — слишком грубый инструмент действия. А именно таков случай с Ишраилем. Безусловно, мы добились некоторого прогресса посредством косвенного подхода. Но об этом — позже.
— Я просто высказал своё мнение, — буркнул Дэви.
Он хотел сказать это с достоинством, даже с вызовом, но в такой изысканной обстановке фраза прозвучала неубедительно.
— Хорошо, — тихо произнёс Инальд Уатт, рассматривая свои пальцы, словно видя их впервые. — Поверьте, мы хорошо отдаём себе отчёт в том, как мог смотреться такой экземпляр, как Ишраиль, в Берхаре. Но здесь, на “Сибирквине”, мы очень часто сталкиваемся с подобными явлениями.
— Мы не такие уж простофили у нас в Берхаре, — обиделся Дэви, по-своему трактуя утверждение Уатта.
