— Чирикло, конечно, найдет табор, даже если отстанет от него, но сколько ж времени на это уйдет? — Зора растерянно пожимала плечами и хмурилась. Ее броская, резковатая красота будто поблекла, словно до женщины наконец добрался ее настоящий возраст, на который она никогда не выглядела. — А у него свадьба на носу…
В сверхъестественной способности Чирикло обнаруживать лазейки и виртуозно ими пользоваться я тоже ни на минуту не сомневалась, иначе бы и советовать давешней госпоже ничего не стала. Уж если кто и мог пробраться в Самадж, то только он.
Но… Зора меня недолюбливала и не больно-то старалась это скрывать. Слишком много крови ей попортило внезапное увлечение старшего сына какой-то гаджо в шелковом непотребстве. Может быть, ваандарари и смирилась бы с моим существованием, если бы Чирикло своевременно потерял интерес и перестал меня замечать, когда понял, что ничего не добьется, — но упрямец по-прежнему относился ко мне тепло, хоть и по-дружески.
Этого мать, давно мечтавшая о внуках — обязательно черноглазых и смуглых, — простить не могла. Мне, разумеется, не сыну.
Что могло привести ее ко мне?
— Вдруг не успеет? — вздохнула Зора и прикусила губу. — Ягори не стерпит…
Я кое-как справилась с неуместным желанием посоветовать обеспокоенной матери переговорить с невестой Чирикло напрямую и, в крайнем случае, договориться о переносе свадьбы. Ягори действительно не отличалась смирным нравом, но не настолько же, чтобы отвергнуть одного из самых завидных женихов из-за его затянувшейся подработки?
— Хочешь, я к ней схожу? — предложила я.
— Я уже ходила. — Зора покачала головой и снова прикусила губу. Нижняя уже налилась нездоровой краснотой.
— Ками могут быть очень убедительными, — усмехнулась я, стараясь не подать виду, что тоже проникаюсь ее беспокойством.
Из Самаджа действительно трудно выбраться. Но это же Чирикло!
— Это-то меня и пугает, — хмуро созналась Зора. — Что, если какая-нибудь ками уговорила его остаться в Самадже? Или навела чары? Чирикло уже должен был вернуться!
Я попыталась представить Чирикло в качестве ученика Самаджа и едва подавила невольный смешок. Разнузданный ваандарар плохо вязался со строгой дисциплиной и сложными церемониями. Хотя, держу пари, на уроках красноречия он сделал бы всех учителей одной левой! И хорошо еще, если в переносном смысле…
А потом я представила Чирикло в качестве ками и чуть не задохнулась.
Внешностью он пошел в мать; если к его яркой, по-мужски грубоватой красоте и смешливому характеру добавить великосветские манеры и шелковый капари — скажем, традиционный, светло-зеленый, — пожалуй, я бы и сама ему заплатила, чтобы заполучить в компаньоны. Наставники Самаджа действительно не могли проглядеть такой самородок.
Теперь уже я нервно прикусила губу и обернулась к чучелу. Оно злодейски подмигнуло ненастоящими глазами, и я не к месту вспомнила, что подходящие бусинки нашел именно Чирикло. Его сильно удивило мое твердое решение во что бы то ни стало сохранить стылый лисий труп, но к этой прихоти — как и ко слишком многим другим — он отнесся серьезно.
Зора тоже смотрела мне за спину. В тот момент она больше всего напоминала матерую черную кошку, настороженно вздыбившую шерсть на загривке.
— Нет! — оборвала она мой первый порыв. — Мне не нужно твое предсказание! — и, внезапно смягчившись, села поудобнее и даже отпила травяной чай из маленькой расписной чашки. — Я уже заглядывала в его будущее. — Зора допила чай и поставила чашку на стол, громко звякнув ею о краешек доски.
Я едва успела подставить руку, чтобы не дать ей упасть, — отличный повод, чтобы не смотреть ваандарари в глаза.
— Мы не можем просто так уйти, — хрипло сказала Зора.
Я кивнула прежде, чем осознала, чем мне это грозит.
Поселок был слишком мал, чтобы мое прибытие обошлось без шепотков за спиной и обязательной стайки чумазых мальчишек — из суеверного страха пока держащихся чуть поодаль, но уже набирающихся храбрости, чтобы пристать с расспросами. Взрослые либо пропадали в полях и на пастбищах, либо сидели за каменными стенами поросших темно-зеленым мхом домов и делали вид, что общение с подобной мне — ниже их достоинства. Но любопытство с привычками знати сочеталось плохо, и мое приближение к ратуше сопровождалось дружным колыханием занавесок за закрытыми окнами.
