Бартроп рассмеялся. Кальвадоро считался столпом миланского общества; личность видная и уважаемая, он был практически вне подозрений. Незаменимый брокер для какого-нибудь босса из мафии. У Бартропа не было доказательств связей Кальвадоро с мафией, но кем бы его клиенты ни были, они явно обладали секретами, которые следует охранять. Дважды в день служба охраны прочесывала роскошные рабочие помещения Кальвадоро на виа Турати на предмет обнаружения всяких подслушивающих устройств; даже корреспонденция проверялась: а вдруг «жучок» спрятан в недрах коричневого почтового мешка?
— Короче, — продолжил Форшоу, — Кальвадоро сделал и ответил на несколько любопытных звонков. Первый собеседник не назвался по имени. Он просто посоветовал Кальвадоро менять фунты на доллары. Шестьсот миллионов долларов, разбитых на равные части по двадцать пять миллионов в каждой. Кальвадоро тут же перезвонил трем брокерам в Лондон и велел им немедленно распределить двести миллионов долларов по обычным счетам, разбив их на части по двадцать пять миллионов в каждой.
Бартроп глубоко затянулся в ожидании главного. Форшоу слегка подался вперед, но спина по-прежнему оставалась совершенно прямой, словно он был затянут в корсет.
— Мауро, главе нашего римского отделения, голос показался знакомым. — Ради пущего эффекта Форшоу выдержал паузу. — Он считает, что это Фиери.
Бартроп поднял бровь, что должно было свидетельствовать о сдержанном интересе; Форшоу часто и всегда безуспешно пытался овладеть этим искусством.
— Сейчас я пытаюсь это выяснить. Но самое интересное заключается в том, что кто-то — не важно даже кто — хочет скрыть масштабы своих торговых операций. Возможно, конечно, он просто переводит деньги на двадцать четыре различных счета, но я в этом сомневаюсь. Скорее подозрительны сами сделки. На финансовом рынке шестьсот миллионов долларов привлекут внимание. Двадцать пять — нет. Все, что будет зафиксировано, — серия никак между собой не связанных операций, каждая на двадцать пять миллионов.
Бартроп с шумом выпустил дым.
— И когда же все это было?
— Как вы и сами догадались, — улыбнулся Форшоу, — за полчаса до того, как Английский банк объявил о понижении процентных ставок на один пункт.
— Стало быть, где-то в главных банках происходит утечка; может, даже в самой «Старушке».
— Похоже на то. — Форшоу уронил подбородок на руки и задумчиво посмотрел на собеседника. — И Антонио Фиери предпринял меры.
Оба разом улыбнулись. Бартроп с минуту помолчал. Глаза его затуманились. Он посмотрел на Форшоу:
— Вообще говоря, почти невозможно себе представить, что утечка, если она вообще есть, идет от «Старушки». Информация, касающаяся таких деликатных предметов, как процентные ставки и их уменьшение, доступна только на самом верху. Баррингтона, президента банка, я знаю много лет. Может, он и дурак, но уж никак не преступник.
На столе у Мойры раздался звонок. В приемной прозвучал бесстрастный голос Бартропа:
— Мойра, соедините меня, пожалуйста, с президентом Английского банка.
Президент уже вышел из кабинета, направляясь на ежемесячное свидание с министром финансов. Секретарша догнала его в сводчатом вестибюле.
— Хорошо, что я поймала вас, господин президент, — сказала она, задыхаясь. — На проводе некий Джеймс Бартроп. Он говорит, что дело срочное.
При имени Бартроп Энтони Баррингтон нахмурился и, постояв секунду, неохотно повернулся и размеренным шагом двинулся к себе в кабинет. Служащие этого банка никогда не торопятся. «Старая хозяйка Ручейковой улицы» — оазис респектабельности посреди шума и толкотни, царящих в Сити. Бегать по коридорам здесь считается неприличным. Пусть этим занимаются американские банкиры в своих башнях из стекла и стали.
Баррингтон закрыл дверь в кабинет, сел за стол и подождал, пока секретарша соединит его с Бартропом.
