Чувствуя себя раздосадованным и даже оскорбленным, Артур в то же время не мог не восхититься своей собеседницей. Гордая речь, неограниченная власть над сотней слуг, небрежность, с которой она распоряжалась своими несметными богатствами, — все это удивительно шло к ней. Сейчас ее бронзовые щеки порозовели от волнения, она повелительно стучала по полу крохотной туфелькой, глаза ее сверкали во мраке. Вдруг, словно придя в себя, она обратилась к Артуру со словами извинения:
— Простите меня. Я поступила неправильно. Не сердитесь, дон Артуро. Я избалованная женщина. Вот уже пять лет я повинуюсь только своим желаниям. Иногда я забываю, что за пределами моего маленького королевства существует другой мир. Поезжайте. И раз уж вы так решили, поезжайте немедленно!
Она откинулась на спинку софы, закрыла веером нижнюю часть лица и опустила длинные ресницы с выражением раскаяния и усталости. Артур стоял перед ней, колеблясь, какое решение ему принять; раздумья его были недолги.
— Благодарю вас, что вы даете мне возможность выполнить свой долг, не отказывая себе в то же время и в удовольствии. Если ваш гонец достаточно проворен и надежен, беспокоиться не о чем. Я охотно останусь.
Она бросила на него быстрый взгляд и улыбнулась Должно быть, этот маленький надменный рот, эти темные печальные глаза не были приучены к улыбке. На словно затененном лице сверкнули зубки ослепляющей белизны. Улыбка пропала, оставив две ямочки на светло-коричневых щеках и влажный блеск в глубине темных глаз. Кровь бросилась в лицо Артуру.
— В соседней комнате вы найдете письменные принадлежности. Диего придет к вам за письмом, — сказала донна Долорес. — Мы скоро увидимся. Благодарю вас.
Она протянула маленькую коричневую руку. На мгновение Артур склонился над ней и, чувствуя, как сильно колотится у него сердце, удалился в соседнюю комнату. Как только дверь за ним закрылась, донна Долорес сложила веер, упала на софу и торопливо позвала:
— Мануэла!
Старуха с встревоженным лицом бросилась к софе. Но она опоздала. Госпожа ее лежала без чувств.
В письме к компаньонам Артур кратко объяснил причины задержки, закончил же фразой: «Срочно разыщите в архивах все, связанное с дарственной грамотой на имя Деварджеса».
Едва он кончил письмо, в комнату вошел готовый в путь Диего. Когда он удалился, Артур остался один, с нетерпением ожидая появления донны Долорес. К его немалому разочарованию, в комнату степенной походкой, подобно темноликому призраку, вошел сумрачный мажордом и, не промолвив ни слова, жестом, достойным Командора из оперы Моцарта, пригласил Артура следовать в отведенную ему комнату. В согласии с общей солнцебоязнью, которой страдает испано-калифорнийская архитектура, комната была узкой и длинной, с низким потолком, погруженная в полумрак; два зарешеченных окна по обе стороны двери глядели в коридор и далее на внутренний дворик; напротив, в толще стены было пробито крохотное отверстие наподобие бойницы, через которое можно было узреть бескрайнюю, сияющую на солнце равнину. Немеркнущий, беспощадно режущий глаз дневной свет не допускался в келью; безумный, ни сна, ни отдыха не ведавший ветер, день и ночь бившийся в унылые стены, тоже не мог дать знать о себе в глубокой раздумчивой тишине этих монастырских покоев.
Но на тешащем душу аскетическом фоне особенно сильное впечатление производила характерно-испанская роскошь обстановки. В занавешенном алькове стояла громадная кровать красного дерева с желтым шелковым покрывалом, сплошь расшитым розовыми и пурпурными цветами. Простыня и наволочки были оторочены дорогим кружевом. Возле кровати и перед мягким креслом на темном деревянном полу лежали ковры варварски яркой расцветки, а у глубоко врезанного в стену очага была брошена огромная медвежья шкура. Над очагом висело распятие из слоновой кости с золотом; по стенам — изображения святых и мучеников вперемежку с современными гравюрами.
Артура удивило, что на всех картинах светского содержания неизменно был изображен зимний пейзаж. Монастырская гостиница на Сен-Бернаре, горный перевал в Австрийском Тироле, русские степи зимой и снежная равнина в Норвегии совокупно понизили для впечатлительного Артура температуру в комнате на несколько градусов. А небольшая акварель с изображением альпийской фиалки так тронула его, словно цветок напомнил ему о каких-то позабытых тревогах.
