— Завтра, седьмого июля шестьдесят пятого года, наступит поистине исторический день. Я предоставляю вам права на издание всего, что уже написано и будет сочинено за мою оставшуюся жизнь, на всех языках мира и сроком на сто пятьдесят лет!
Однако на следующий день после отлета литературных агентов писатель не смог приступить к работе, как обещал накануне. Он срочно был вызван в штат Морелия, на озеро Пацкуаро, где Артуро Рипштейн снимал фильм «Чарро».
В это же время, в первой половине июля, в Мехико на встречу с Хуаном Рульфо и Карлосом Фуэнтесом прибыл Луис Харсс. Он готовил книгу «Наши» («Los nuestros») о девяти ведущих писателях Латинской Америки: Борхесе, Астуриасе, Карпентьере, Онетти, Гимарайсе, Кортасаре, Варгасе Льосе, Рульфо и Фуэнтесе. Последний порекомендовал включить в книгу «Наши» очерк о Габриеле Гарсия Маркесе. Харсс послушался совета и отправился искать писателя к озеру Пацкуаро.
Гарсия Маркес, потрясенный тем, что молодой Рипштейн делал с его сценарием, а скорее чтобы не подвести своего мексиканского друга Фуэнтеса, впервые дал подробное интервью, где с необычайной откровенностью поведал Харссу о том, как стал писателем, каких мучений стоили ему уже опубликованные книги, и о том, что он не находит себе места, потому что не в состоянии рассказать читателю обо всем, что его переполняет. Свою роль сыграло и то обстоятельство, что Харсс застал писателя, что называется, «на месте происшествия». Харсс собственными глазами видел, что творил кинематограф с литературным сценарием Гарсия Маркеса в угоду коммерческому успеху.
Вместе с тем Гарсия Маркес во время встречи с Харссом ни словом не обмолвился о своих планах начать новый роман, который должен был называться «Сто лет одиночества». Хотя, по утверждению Дассо Сальдивара, летом 1965 года, во время встречи с Луисом Харссом, Гарсия Маркес уже принял решение о том, что его новый роман должен быть «абсолютно убедительным, что сделало бы правдоподобным разнородный мир Макондо, и что его интонация должна быть такой же невозмутимой, какая была у его бабки Транкилины Игуаран Котес, когда она рассказывала внуку фантастические истории, а его тетя Франсиска Симодосея Мехия приказывала ватаге мальчуганов развести во дворе дома в Аракатаке костер, чтобы сжечь яйцо василиска» (27, 435).
— Карлос, помоги! — взывал к своему другу Габо. — Две пары глаз видят лучше, чем одна. Придумай что-нибудь! Ты умеешь. Мой «великий роман» уже созрел, но у меня нет ни одной свободной минуты. Обязательства по кино и рекламе душат меня, мне не дают покоя все эти «милые» люди, которые обрывают телефоны и шлют ко мне гонцов день и ночь. Тогда, с Матуком, ты нашел что посоветовать.
— Помню, Габо, помню. Та работа была и престижна, и выгодна. Такого, как Антонио Матук, нет больше в нашем кино. Он тогда так ловко посадил тебя и Луиса Алькорису, личного сценариста Бунюэля, на зарплату, и вы строчили ему сценарии. Он выжимал из вас все соки. Сколько вы ему тогда написали?
— Три, а то и четыре полных сценария и массу разных заготовок. Только ни один наш сценарий не был использован. Это даже смешно — так много литературы для коммерческого кино!
— Я посоветовал вам тогда «выбросить полотенце» Матуку. Вы поступили правильно.
— А теперь придумай, как мне отделаться от этих пиявок. Они меня доконают, Карлос!
В тот же вечер Гарсия Маркес молил Альваро Мутиса:
— Брат, дорогой мой, если ты мне не поможешь, я конченый человек! И ты станешь могильщиком грандиозного романа. Он созрел, понимаешь, но мне не дают разродиться. Я погибну, если он умрет во мне! Найди, пожалуйста, кого-нибудь для этих акул из «Вальтера Томпсона». Пусть меры заменят. Коньо, им ведь все равно, кто будет делать рекламу.
— Я подумаю, Габо. Мне совсем не хочется быть могильщиком. Рад за тебя. Это разговор мужчины. Не волнуйся! Даже из задницы черта есть выход. Я поговорю с Гарсия Рьерой. Он тебя любит. Помнишь, с каким жаром он писал сценарий по твоему рассказу «У нас в городке воров нет»?
— Скажи Эмилио, что я ему друг. Я считаю, что здесь, в Мексике, он лучший кинокритик и сценарист. Он ведь испанец-республиканец? Значит, хороший человек.
