Штаб «Стада» находился тогда в Фезендри, на холмах Сен-Клу. Бывать там доставляло всегда неизъяснимое удовольствие. Чудесный лес, меняющийся в разное время года, манил в свою чащу. Летом — изумрудная зелень, спасительная тень и чистый воздух, не то что в парижском пекле; осенью — нескончаемые прогулки по бескрайнему ковру из опавших листьев; зимой — катанье с гор, игра в снежки и другие мальчишеские забавы, раннею весной — радостное пение птиц и первые теплые лучи солнца.
Вот здесь и находился Эленио Эррера со своими подопечными, довольными счастливой возможностью пожить на лоне природы, в этом земном раю, где так вольготно чувствует себя спортсмен, готовящийся к соревнованиям.
Эленио возглавлял превосходную команду. Он подготовил ее за несколько месяцев и опирался на тройку асов — Бена Барека, Нийера и Доминго, которые неизменно приносили победу. Но добиться максимальной отдачи от этих трех королей, как будет видно из дальнейшего, было непростым делом.
У Бена Барека солидная репутация. Он оправдывал свое прозвище «черная жемчужина», полученное им в 1939 году в марсельской команде «Олимпик». Эррера приметил его в 1944-м неподалеку от Касабланки во время матча между марокканцами и итальянскими военнопленными. Причем отнюдь не случайно (у Э. Э. ничего не бывает случайно): он просматривал там футболистов для команды.
— Такому игроку, как ты, место в Париже и нигде больше, — уверял он его. — Твое возвращение произведет настоящую сенсацию не только во Франции, но даже во всей Европе.
Этого было достаточно, чтобы убедить Бена Барека, который вскоре появился на Лионском вокзале в красной треугольной шапочке на голове. Зачем понадобилась такая шапочка?
— Это мелочь, но так ты произведешь куда больший эффект и твоя фотография обойдет все газеты, — посоветовал ему Эррера.
Разумеется, вся пресса воспользовалась этой живописной деталью. Эррера уже тогда знал, как надо действовать с журналистами.
Бен Барек был введен или, вернее, вновь введен в дело, когда прибыл Ферри Нийер, открытый Э. Э. в Будапеште, куда он прибыл, не имея визы, с одним лишь удостоверением Федерации французского футбола.
Никто не слышал об этом волосатом футболисте, завербованном за кусок хлеба. Но Эррера из собственных источников уже знал, что Нийер обладает пушечным ударом. Так оно и было на самом деле, ибо с тех пор Париж больше не видел подобного ему бомбардира.
Что касается Марселя Доминго, то он приехал прямо с юга, из своего родного края, и в его переходе не было ничего сенсационного. Он просто хотел преуспеть в футболе и считал, что вернейшее средство быстро выдвинуться — это в первую очередь убедить Париж.
Что касается Эрреры, то залог успеха он чаще всего видел в соединении артистизма Бена Барека, наступательной энергии бомбардира Нийера и дарований изящного вратаря Доминго.
Но двадцать пять — тридцать тысяч зрителей, собиравшихся тогда на каждый из матчей, чтобы приветствовать французский «Стад», даже не подозревали о закулисной работе, которую проводил Эррера, о его несравненных дипломатических талантах.
Как это было, к примеру, накануне одного столь долгожданного матча…
Надо сказать, что Бен Барек и Нийер между собой отнюдь не дружили. По правде говоря, они терпеть не могли друг друга! Бен Барек говорил: «Не понимаю, что находят в этом Нийере! Он все, что угодно, только не футболист». Ферри же на своем забавном языке выражался примерно так: «Бен Барек! Бен Барек! Это балаган какая-то, не футбол! Ему давать столько же денег, как я (на самом деле он получал значительно больше), я спрашивать, наверное, Мало сумасшедшая».
Но эти два тайных врага при людях мило шутили друг с другом и производили впечатление добрых товарищей. Когда же остался лишь день до знаменитого матча против «Ниццы», все рухнуло. Африканец перестал разговаривать с Нийером, так что остальные футболисты стали выражать опасение за исход этой истории.
— Если они будут ругаться и на поле, это все равно, что нам играть вдевятером, — говорили они.
— И даже ввосьмером, — добавил Марсель Доминго, — так как у меня начинается ангина, ноги как ватные.
