Фундамент оптимизма - страница 56
«Мы с чувством удовлетворения узнаем, — продолжал он, — …что только один такой плод науки, как паровая машина Джемса Уатта, принес миру за первые пятьдесят лет своего существования больше, чем мир с самого начала затратил на развитие науки».
Автор «Набросков» предсказывал: «При разумном строе, стоящем выше дробления интересов, как оно имеет место у экономистов, духовный элемент, конечно, будет принадлежать к числу элементов производства». Вещие слова!
По оценкам советских специалистов, иной сегодняшний научно-исследовательский институт по своему народнохозяйственному эффекту равнозначен нескольким крупным заводам. Так, НИИ со штатом научных сотрудников от 500 до 1000 человек можно рассматривать как предприятие, которое выпускает продукцию стоимостью 25–50 миллионов рублей ежегодно и, таким образом, полностью себя окупает, причем доходы намного больше расходов на его содержание.
Ведущую роль науки в нынешнем хозяйственном развитии осознали и буржуазные специалисты, но как они ее понимают? «Мы считаем, что знание само по себе должно быть продажным товаром, — заявил Д. Тримбл, вице-президент филиала ракетостроительной компании „Мартин“. — Это, по-видимому, самый прогрессивный продукт, какой только можно себе представить».
«Ныне слово „наука“ для предпринимателей звучит так же возбуждающе, как некогда слово „Клондайк“, их охватывает „золотая лихорадка“ научных исследований, — образно передает Г. Волков атмосферу ажиотажа вокруг „индустрии идей“ в капиталистических странах. — Предприниматель уже не удовлетворяется эксплуатацией научных результатов, представляющих всеобщее достояние. Он организует и финансирует его как производство товаров массового потребления. Появляются „фабрики идей“, успешно конкурирующие с фабриками вещей». Промышленность США в течение 25 послевоенных лет получала от 20 до 50 долларов прибыли на каждый доллар, вложенный в научные исследования.
Да, социальный климат науки в век нынешний совсем иной, чем в век минувший. Казалось бы, буржуазное общество так изменило его, что лучше и не придумаешь. Так, может, хотя бы здесь капитализм, во всяком случае на его сегодняшней стадии, стал тоже тем разумным строем, какой имел в виду Ф. Энгельс?
На первый взгляд в тех же США и других развитых капиталистических странах древо знаний, вступив в пору небывало пышного цветения и плодонося все обильнее, вливает в жилы отживающего строя волшебные соки вечной молодости. Если бы это было так!
В условиях частного предпринимательства плоды науки становятся яблоком раздора между монополиями. Наряду с идеями «продажным товаром» становятся и их творцы. Фирмы переманивают друг у друга ученых. «Охотники за головами» раскидывают свои сети и за пределами собственной страны.
В конце второй мировой войны, по свидетельству обозревателя Д. Пирсона, «все ракетчики Германии, почти до последнего человека, попали в руки к американцам». Но то были «трофеи». Сейчас «импорт мозгов» поставлен на широкую ногу коммерции. Если в древности самой вожделенной добычей захватчиков были золото и рабы, то теперь ею стали знания и ученые. Но если в те дикие времена захватчики действовали примитивно, допуская ужасные грубости и прямой грабеж, то в наш просвещенный век все обстоит иначе, гораздо проще: в зарубежных газетах печатаются объявления, где местным исследователям предлагается более высокий оклад, а заодно и билет на самолет, дабы не мешкая перебраться в заокеанскую лабораторию. Говорить «все мое» стало прерогативой злата: булат помалкивает…
Только за 10 лет — с 1955 по 1965 год (начало научно-технической революции) — в США переселилось 53 тысячи ученых, в основном молодых и в основном западноевропейских, из них 14 тысяч физиков и 30 тысяч инженеров. Что же стоит за столь значительным притоком готовых специалистов-иммигрантов — пять с лишним тысяч человек ежегодно? А вот что: если принять, что средний вуз ежегодно вручает своим выпускникам 500 дипломов, то получается, будто добрый десяток институтов и колледжей мира предназначает своих питомцев для чужого дяди — дяди Сэма. Если же принять во внимание, что таким образом снимаются «сливки» — уводятся самые способные, наиболее перспективные исследователи, то окажется, что для 50 штатов США готовят кадры целых 50 зарубежных университетов. А ведь до того, как попасть в вуз, учащийся сидит за школьной партой, и притом дольше, чем на студенческой скамье. Не один десяток лет несет страна бремя расходов на обучение, которые потом окупаются лишь долгими годами работы на благо общества. Но окупаются-то не дома, а на чужбине!
