Фундамент оптимизма - страница 4
Если раньше слова «научно-технический прогресс» вселяли в людей уверенность, что рано или поздно будут решены любые проблемы, возникшие перед человечеством, то теперь это утешение кое-кем начисто отнимается у общества. Французский социолог Р. Арон, например, «автоматически исключает» понятие прогресса.
Исторические корни такого «нигилизма» понятны. О них в 1975 году напомнило 150-летие двух знаменательных событий, совпадение которых весьма символично.
Полтора века назад в Англии открылась первая железная дорога с паровозами конструкции Д. Стефенсона. В том же 1825 году разразился первый из циклических экономических кризисов — он охватил Англию, тогдашнюю «мастерскую мира». С одной стороны — рывок, с другой — столь же резкое торможение, притом одновременно. Так было не только на родине Б. Рассела. И не только в эпоху стефенсоновских локомотивов.
«Локомотивами истории» называл К. Маркс революции. Когда-то и капитализм, проложив дорогу через развалины феодализма, «на всех парах» устремился вперед. В начале XIX века, когда буржуазия была опьянена своими успехами, политическими и хозяйственными, идеи прогресса не вызывали у нее отвращения, напротив, были весьма притягательны. Но мало-помалу потеряли для нее свое очарование. Этому способствовали именно социальные и экономические потрясения, среди которых и тот первый удар стихийной циклической силы, и многие, последующие, включая «великую депрессию» 30-х годов XX века и «самый глубокий спад с 30-х годов», как назвал канцлер ФРГ Г. Шмидт кризис, настигший Запад в 70-е годы.
«Именно идеологическое назначение социального прогнозирования привлекает к нему надежды реакционной буржуазии, стремящейся противопоставить свои футурологические концепции теории научного коммунизма, — предупреждает советский социолог Э. Араб-Оглы в книге „В лабиринте пророчеств“. — По аналогии с печально знаменитой интерпретацией истории как политики, опрокинутой в прошлое, они рассматривают футурологию как политику, опрокинутую в будущее. Их цель не в том, чтобы предвидеть будущее, а в том, чтобы повлиять на настоящее».
Не потому ли нас назойливо убеждают в том, что человечество «заблудилось» в лабиринтах истории? Что научно-технический прогресс, развитие от низшего к высшему — иллюзия. Что поступательного движения нет. Что время как бы остановилось…
На обложке американского «Бюллетеня ученых-атомников» изображены часы. Их стрелки приближаются к двенадцати. Дескать, еще немного — и пробьет полночь. Журнал — рупор ученых, предупреждающих мир о грозящей ему ядерной катастрофе, — как бы напоминает: на исходе последний час. Того и гляди наступит ночной мрак, который может оказаться вечным…
Но отчего же мрак? Двенадцать часов — разве это обязательно полночь? А почему не полдень? Солнечный полдень, самый разгар работы, за которой последует отдых накануне нового трудового дня?
Стрелки на обложке журнала замерли в неподвижности. Время как бы остановилось, движенья нет… Но не слишком ли мрачная символика в эпоху разрядки?
Можно остановить время на бумаге. Но можно ли удержать ход истории, повернуть прогресс вспять?
Время, вперед!
Это было недавно… Это было давно…
В год 7208-й декабря 20-го дня произошло знаменательное событие: время как бы сдвинулось на пять с половиной тысячелетий.
В тот день, как и всегда, на Красной площади, у торговых рядов, обступавших Кремль, спозаранку толпился московский люд. Внезапно базарную разноголосицу четким ритмом пронизала барабанная дробь. Услышав знакомые «позывные», москвитяне хлынули к Кремлю.
Напрягая голос, насколько хватало мочи, дьяк прочитал очередной царский указ. Повелевалось отныне и присно лета счислять не «от сотворения мира», а «от рождества Христова», причем не с 1 сентября, как раньше, а с 1 генваря. Так 20 декабря 7208 года внезапно превратилось в 20 декабря 1699 года.
Реформа календаря, исстари принятого на Руси, произвела настолько сильное впечатление, что заслонила собой другое, не менее знаменательное нововведение: тот же указ предписывал заменить куранты Спасской башни, на циферблате которых имелась лишь одна стрелка (часовая), более современными, с двумя стрелками — не только часовой, но еще и минутной.
