— Итого, значит, двадцать два? Возраст вполне призывной! Ну что же, рассказывайте, что там у вас в Селезневке.
Добровольцы-разведчики рассказывали весьма невнятно и невразумительно. Да, у немцев стоят три пушки. Одна в лесу, другая рядышком в роще, а третью они подкатили к гумну. Но вот где гумно, где лесок и что за роща, этого-то ребята и не могли объяснить.
Капитан подумал, потом подвел ребят к опушке, снял с шеи бинокль и дал старшему.
— На вот, посмотри на свою Селезневку.
Мальчик поднес бинокль к глазам и вскрикнул от удивления:
— Ой, как близко!
— Ну вот. Теперь рассказывай, где пушки стоят. Все видишь?
— Вижу, вижу. Вон, вон лесок. Видите, где школа? Школа белая, а от нее лесок левее.
— Дай и мне, — попросил маленький.
Получив бинокль, он несколько секунд смотрел, не говоря ни слова, а потом заявил:
— А вон в ту хату немцы пушку тащили, маленькую, толстую такую, без колес.
— Что ты говоришь? — насторожился капитан. — Без колес, говоришь, маленькая, толстая? В какую хату?
— Вон, видите, вон в ту новую, она еще без крыши.
— Без крыши, говоришь? Так…
Капитан задумался. Дом без крыши, маленькая толстая пушка… Ишь что придумали! Так вот где проклятый миномет, который он ищет уже час!
— А ну, Грицаенко, передай артиллеристам: ориентир шесть ноль-ноль четыре вправо, два снаряда!
Бесстрастным голосом связист передал приказ на огневые позиции. Два снаряда один за другим полетели и легли чуть левее домика, на который указывали ребята.
— Передай: ноль один вправо! — скомандовал капитан. — Беглым, огонь.
Около самого домика взметнулись огни разрыва.
Миномет больше не стрелял. На переправе оживились наши пехотинцы: они быстро выскакивали на противоположный берег, тут же окапывались и открывали огонь по фашистам.
Так началась боевая деятельность двух маленьких разведчиков, которые с того дня и остались в отряде капитана Сергеева. Назовем их Валя и Гриша.
Ребята прекрасно знали каждую тропинку в этих местах. Капитан часто советовался с ними. Вот и сейчас они сидят в лесу у большого стола. Откуда попал в лес этот стол, так никто и не знает. Вероятно, его оставила какая-то другая часть, ранее здесь сражавшаяся. С правого края стола две дыры — это следы осколков.
Сидит капитан Сергеев и напротив него юные разведчики. Он обдумывает план ночной операции. Приказ командования был краток: достать и привести в штаб „языка“. Немцы снимали с этого участка потрепанные части и заменяли их новыми. Нужно было во что бы то ни стало узнать, откуда эти новые части прибыли. Капитан смотрит на карту и мысленно представляет себе местность, по которой разведчики пойдут на охоту за „языком“. Время от времени он обращается к ребятам:
— Вон там, у мельницы, балку знаете?
— Это какая? — спрашивает Валя. — Которая к торфоразработкам?
— Она самая. Так эта балка, она выходит к чьему дому в селе-то?
— К Ипатьевскому, — вмешался в разговор Гриша.
— У них дома есть кто?
— Нет, все ушли. Дом забит.
— А в сарай пройти можно?
— Можно.
— Так, так. А из того сарая в соседний двор можно пройти?
— Там дыра в сарае еще давно проломана. С ипатьевскими ребятами мы там играли.
— Вот что, ребята… — Капитан посмотрел на них строго и решительно. — Дело к вам есть, большое дело. Справитесь — молодцами будете. Нужно привести к нам сюда живого немца. Так поймать его надо, чтобы другие не услышали. Проберитесь-ка к себе в Селезневку, тихонько пройдите по улице, далеко не заходите, высмотрите, где часовые стоят и где немец одни стоит или вдвоем, и потом приведите к этому дому наших разведчиков. Поняли?
— Поняли, — в один голос сказали мальчики.
— Не струсите?
Ребята ничего не ответили.
— Ну это я пошутил, — сказал Сергеев, — знаю, что не струсите… Не хотелось вас посылать, да вот надо.
Когда стемнело, бойцы вывели ребятишек за линию наших караулов. Они шли боковой, чуть заметной тропинкой. У старого, сгнившего моста, от которого остались лишь сван, перебрались на другую сторону речушки и спустились в балку. Балка привела их к дому Ипатьева. Кругом было тихо, на улице никого не было. Ребята вышли из ворот и пошли по селу. Из-за ставен соседнего дома вырывались тонкие лучи света. Они подошли к дверям и услышали чужую, незнакомую речь и звон посуды.