На всю жизнь остались памятны мне дни службы на Малаховом кургане. Мы проходили курс молодого краснофлотца, и, какая бы ни была погода, всегда в строю, с оружием, с полной выкладкой. По своему неказистому росточку я занимал место в строю на левом фланге, то есть последним. Оркестра нам не полагалось - его заменяла строевая песня. И мы пели:
Ты, моряк, красивый сам собою,
Тебе от роду ровно двадцать лет,
Полюби меня ты всей душою.
Что ты скажешь мне в ответ?..
У меня был неплохой голос. И по команде "За-а-апевалы, на середину!" я тотчас оказывался в шеренге, марширующей в центре колонны, и легким тенорком затягивал:
Ты, моря-як...
Трое моих товарищей-запевал дружно и задорно подхватывали:
...красивый сам собою...
Дальше лихо и звонко несла рота:
...те-бс от ро-оду-у-у...
Казалось, песня летит к бухте, на корабли, где седые капитаны с дубленными от соленого морского ветра лицами неторопко прохаживаются по палубам боевых броненосцев и ждут не дождутся, когда же эти славные ребята ступят на палубы кораблей. Казалось, сам Севастополь, затаив дыхание, вслушивается в знакомую мелодию: "...По морям, по волнам, нынче - здесь, а завтра - там" и гадает: откуда же приехали эти морячки? Как же хорошо, что они у нас!..
До призыва в армию я не видел ни крупных городов, ни бескрайних морских просторов. Севастополь произвел на меня неизгладимое впечатление. Но он не подавлял своим величием, монументальностью, напротив, здесь я как бы ощущал себя сыном Отечества, внуком тех славных русских воинов, которые умели защищать Россию от врага.
При всяком удобном случае я ходил на свидание с морем. Пристани, бухты, гидросамолеты и корабли на рейде поражали мое воображение. И каждый раз Черное море виделось мне в ином одеянии - от зеленого до серого: видно, и у моря, как у человека, меняется настроение, есть свои радости и печали. Безбрежное, глухо и недовольно урча, оно накатывало пенистые волны на пристань, затем, словно проверив ее прочность, с приглушенным рокотом отходило вдаль, чтобы оттуда послать новую волну, уже более мощную...
Здесь впервые так близко я увидел гидросамолеты "дорнье-валь", а немного позже их полеты. Как знать, может быть, именно с этих встреч и зародилась у меня на всю жизнь любовь к авиации. Во всяком случае, когда в канун 1927 года нам зачитали приказ об откомандировании некоторых краснофлотцев в школу авиамотористов, здесь же, в Севастополе, я несказанно обрадовался: в списке значилась и моя фамилия...
* * *
Итак, с января двадцать седьмого года я - курсант авиашколы. К обучению приступил с огромным желанием. Хотелось побыстрее постичь новое для меня дело, поэтому почти все свободное от службы и занятий время уходило на технический класс самоподготовки. Неоценимую помощь в закреплении знаний, полученных на лекциях, оказывал нам преподаватель школы Орлов. Нельзя было не восхищаться его эрудицией. Я не припомню случая, чтобы этот военный инженер не ответил на какой-либо наш вопрос, если таковой даже и не относился к авиационной специальности.
Через четыре месяца довольно напряженных занятий состоялся наш выпуск. Я получил назначение в 53-й отдельный авиационный гидроотряд, где радушно был принят дружной трудолюбивой семьей механиков.
Отряд располагался в Круглой бухте, невдалеке от Херсонесского маяка, почти рядом с городом. На его вооружении были летающие лодки "Савойя-бис 16", которые взлетали и садились на воду бухты. После полетов на специальных колесных тележках, подведенных под редан лодки - так называлась нижняя часть фюзеляжа, - машины буксировались вручную, на веревках, в ангар. Перед тем как завести гидросамолет на стоянку, два человека брали тележку, входили с ней по пояс в воду и подводили ее под редан.
В числе других товарищей по службе и на мне лежала эта довольно неприятная по ощущению обязанность. Вообще "савойя" было создание довольно капризное и ненадежное. Мотор ее запускался, когда машина находилась на воде - добирались к ней вброд. Наконец, морока с запуском в сильную болтанку: ее болтает из стороны в сторону, вверх и вниз, как щепку, а механик стоит на борту гидросамолета и балансирует своим телом, словно акробат в цирке, ежесекундно рискуя очутиться в ледяной воде.
