Однако до своего дома он дошел благополучно. Отпер ключами дверь коммуналки, прошел в комнату тетки. Мешок в угол поставил – пусть постоит. Сам разделся и улегся спать – до подъема на службу оставалось всего три часа.
Утром проснулся от возни – тетка пыталась развязать горловину мешка.
– Не трогай, там военное имущество, – строго предупредил Андрей.
Он выпил чаю с бутербродом и отправился на работу. Неожиданно появившаяся проблема не оставляла его – что с консервами делать? Сдать в милицию как случайную находку? Или съесть? Приварок солидный – двадцать четыре банки! Так ведь соседи пустые банки в мусорном ведре увидят, вопросы возникнут.
Так он ничего и не решил. А потом развод, служба, думать было некогда – закрутился.
Уже вечером зашел в «Продмаг» – похожих банок в продаже не было. Американцы после войны продовольственную и иную помощь СССР не оказывали, так что консервы эти были из старых запасов, со складов.
Андрей позвонил в квартиру Кутафиных.
Дверь открыл отец Лены.
– Здравствуйте, Николай Афанасьевич!
– Добрый вечер, Андрей.
– Спросить зашел – как дочка?
– Операцию сделали, в себя пришла. Слабая, правда. Мать сидит при ней безотлучно.
– В какой она больнице?
– В сорок седьмой, в хирургии.
– Выкарабкается теперь, организм молодой.
– Тебе спасибо и низкий поклон. Кабы не ты, замерзла бы Лена в сугробе том. А насильника-то не нашли еще?
– Ищем пока. Сообщу.
– Своими руками удавил бы гада.
– Ладно, бывайте.
Андрей пошел к тетке. То, что Лена выжила после такого ранения и нескольких часов на морозе в сугробе, – просто чудо, его величество Случай и удача. А ведь ее посетить завтра можно. Проведать, гостинец принести и заодно расспросить осторожно, как выглядел насильник. Да не только насильник – убийца! Ножом ударил, снегом забросал. Весь умысел был – убить, а не ранить, чтобы потерпевшая не могла его описать.
Он уже разделся, как вдруг вспомнил – суббота сегодня, завтра у него выходной. Страна работала на шестидневке, с одним выходным.
Утром он почистил щеткой мундир, надраил до блеска сапоги. Гражданский костюм надеть бы, да не было его, не заработал пока. Почти все деньги на еду уходили. Денежное довольствие у сержанта невелико, впрочем – и у офицеров оно не намного выше. За награды приплачивали – за орден и медаль, но разговоры шли, что вскоре эти доплаты отменят.
Пока тетка была на кухне, он вытащил из коробки две банки консервированной колбасы. Небось в больнице харчи казенные, не деликатесами кормят. А девчонке силы нужны для выздоровления. Вот мясные консервы в самый раз будут, с пустыми руками идти неудобно.
Он сунул банки в карманы шинели, осмотрел себя в зеркало.
До больницы ехал трамваем, потом еще пешком квартал. Встречные девицы поглядывали на молодого милиционера с интересом, но Андрей их взглядов не замечал.
Были ли у Лены следователи? Ведь он постовой и вести следствие не имеет права. Но поговорить приватно ему никто запретить не может, соседку пришел проведать.
В гардеробе он повесил шинель, и ему дали застиранный халат: цвет его из белого когда-то стал светло-серым. Зато банки в карманы халата вошли – не нести же их в руках.
У медсестрички в отделении узнал номер палаты, где находилась Кутафина, и, постучавшись, вошел.
Палата была маленькая, на три койки. Лена лежала ближе к двери, слева; рядом на стуле сидела ее мать, почерневшая от горя.
Андрей тихо поздоровался. Васильевна вскинула глаза, кивнула.
Андрей подошел к кровати, достал из карманов банки:
– Это для Лены, ей сейчас усиленное питание нужно.
Услышав его голос, девушка открыла глаза и сказала едва слышно:
– Дядя Андрей!
– Конечно! Вот, проведать пришел.
Он осторожно примостился на кровати, в ногах.
– Не помешаю?
– Что ты, Андрей! Мы рады! – Мама Лены всплеснула руками. – К Леночке вчера из милиции уже приходили. Ты тоже по делу?
– Нет, просто проведать. Соседи же!
– Конечно-конечно! Кабы не ты… – Мама Лены замолчала.
– Успокойся, Васильевна. Девочка жива, поправится. Все уже позади. А ей сейчас положительные эмоции нужны.
– Подружки к ней сегодня приходили, но их медсестра не пустила. Говорит – не положено, слабая еще доченька-то.
