Но даже с исчезновением помета вонь долго еще стояла в норе. Фридолину пришлось провести эту ночь вне дома. С буковых листьев тихонько капало; и сколько Фридолин ни искал, он не нашел ни одного совсем сухого местечка. О спокойном уютном сне нечего было и думать. Фридолин уже и раньше — как, впрочем, всякий барсук — был угрюмым, боялся людей и зверей, но последнее происшествие безмерно обострило все эти свойства: он возненавидел весь мир и хотел только одиночества.
А лис Изолейн из-за букового ствола видел, как пришел и ушел барсук, он видел также, что Фридолин, несмотря на дождливую ночь, пытался заснуть на воздухе. Тут лис понял, что он на верном пути, и решил продолжить начатое.
С этого дня Фридолин не знал покойной минуты, его дом превратился в ад. Когда он, наконец, все вычистил и проветрил, выстлал спальню новым мхом и травою, на которую и улегся, его вскоре вновь разбудила проклятая вонь. Проникнув в один из коридоров, хитрый лис и там оставил свою визитную карточку, а значит, надо было снова браться за работу.
От всего этого Фридолин не только стал еще угрюмее и возненавидел весь мир, но и совсем исхудал: исчезло красивое округлое брюшко, да и под шкурой, утративший всякий блеск, почти не осталось тела. Лис же Изолейн, наоборот, должен был усердно набивать брюхо, чтобы у него всегда было, что оставить в жилище барсука, — лис Изолейн выглядел все лучше и лучше. Его зеленые глаза лукаво смотрели на мир, огненно-рыжим отливала его шкура, пушистый хвост он носил теперь легко и победно задирал его кверху. Куда девалась робость, донимавшая его в доме лесничего и в Меховском лесу, на Хуллербуш он смотрел как на свое владение и чувствовал себя тут королем.
Барсуку и в голову не приходило один на один сразиться с коварным противником, для этого он был слишком мирным и вялым. Он, правда, больше не видел лиса Изолейна. Наступила ночь, и Фридолин, возвратясь из похода за провизией, вновь застал свою нору отравленной, отравленной уже в трех или четырех местах, еще более вонючей, чем прежде. Он спасся бегством на свежий воздух, забыв и думать о том, чтобы в который раз — и всякий раз напрасно — заниматься уборкой: лис достиг своей цели — вонью он выжил барсука.
Сидя перед своей норой, Фридолин сетовал на этот столь скверно устроенный мир, в котором мирные существа без боя сдаются злому врагу. Ему и в голову не пришло, что с ним случилось то же, что с его матерью Фридезинхен. Теперь его выставили из той же самой норы, из которой он так немилосердно изгнал свою родную мать. Но об этом он и не вспомнил. Он был недоволен миром, он ненавидел его. Он жаждал найти такое место, где нет ни собак, ни людей и прежде всего, конечно, лис, а есть только всякая мелкая тварь, которая не будет мешать ему, но сгодится в пищу, — короче говоря, Фридолина уже на земле потянуло на барсучьи небеса.
Он, конечно, с легкостью мог бы зайти поглубже в Хуллербуш и выгнать свою мать из бывшей лисьей норы. Но весь Хуллербуш, когда-то столь милый его сердцу, был теперь ему неприятен. Он не желал делить с ненавистным лисом этот дивный буковый лес.
Так он пришел к решению покинуть родной лес, отправиться в широкий мир и попытать счастья на чужбине. Где-то должен быть барсучий рай, считал Фридолин.
Странное приключение Фридолина с коровой Розой и первое знакомство с Дитценами.
Уныло поджав хвост, барсук Фридолин трусил по лесу. Все-таки тяжело покидать родные места и милый сердцу кров. Фридолин теперь еще больше, чем прежде, был убежден, что мир этот плохо устроен и что он, Фридолин, имеет полное право быть им недовольным и пребывать в дурном расположении духа. Он был так раздосадован, что его злил даже собственный хвост. Он очень хорошо запомнил артистично покачивающийся хвост Изолейна и теперь, труся по лесу, роптал на Создателя всего сущего за то, что Тот снабдил барсуков щетинистым черновато-серовато-рыжеватым хвостиком, а бесстыжим вонючим лисам дал такой гордый, такой шикарный огненно-рыжий хвост.
— И как это нашего Создателя угораздило, — сказал он себе и успел поймать лягушку, которая, спасаясь от кого-то искусным кувырком через голову, метила в топкую лужу; впрочем, настроения Фридолина, это не улучшило. — И как это нашего Создателя угораздило таким ничтожным негодяям и бандитам дать такой роскошный хвост? Или теперь на этом свете подлость будет вознаграждаться, а добродетель — караться? Разве не жил я тихо и смиренно, только для одного себя, разве не был прилежен в поисках пропитания, разве не содержал в чистоте и красоте свой дом и вообще, разве не спал всю жизнь, как и положено барсуку? А тут вдруг является какой-то безродный бродяга, выгоняет меня из моего жилища, и ему еще за это дается огненно-рыжий хвост, быстрые ноги и зеленые сверкающие глаза? Будь у нашего Создателя в душе хоть капля справедливости, Он бы всеми этими достоинствами наградил меня, а бесстыжему наглецу дал бы мою медлительную походку и невзрачную шкуру. Ах, нет на этом свете справедливости, и бедный барсук должен столько выстрадать, прежде чем обретет себе спокойное пристанище, где никто его не будет мучить.