Маркиз промолчал. Его воспоминания о покойном мистере Мерривиллле, которого он встречал несколько лет назад, не очень совпадали с портретом внезапно исправившегося человека.
— На мой взгляд, — продолжала мисс Мерривилл, — они понесли заслуженную кару за свою несправедливость, когда дед и дядя Джеймс, которого он сделал наследником, погибли от тифа почти в один день! Поэтому папа смог вступить во владение имуществом, и Гарри родился уже в Грейнарде. А потом, конечно, родились и Черис, и Джессеми, и Феликс, — она заметила удивление маркиза и улыбнулась. — Я знаю, о чем вы подумали, и вы совершенно правы! У всех нас, кроме Гарри, такие странные имена! Для нас это тоже большая проблема. Видите ли, когда я родилась, мама не придумала ничего лучше, как назвать меня Фредерикой в честь папы. Затем появился Гарри, так как маму звали Гарриетта. Затем папа выбрал такое имя для моей сестры, поскольку она, по его словам, была самым грациозным ребенком на свете. Джессеми был назван в честь своего крестного отца, а Феликс был назван так мамой, потому что у нас была такая счастливая семья! Так оно и было до самой ее смерти. — Она снова умолкла, но тут же встряхнула головой, как бы стараясь избавиться от дурных воспоминаний, и сказала уже веселее: — Ну а нам пришлось довольствоваться такими чудными именами. Мы с Джессеми пообещали не называть друг друга Джесси и Фредди и не позволять этого другим.
— И это удается?
— Да, почти всегда. Правда, Феликс иногда называет брата Джесси, но только когда Джессеми разозлит его; иногда Гарри зовет меня Фредди, но не затем, чтобы рассердить. Но он никогда не называет Джессеми Джесси, как бы тот ни провоцировал его, потому что Гарри на четыре года старше, к тому же он глава семьи и не считает нужным препираться с Джессеми… О боже, как я отвлеклась! На чем же я остановилась?
— По-моему, на смерти своей матери.
— Ах да! Последствия ее были ужасны! Папа был настолько потрясен, что опасались за его рассудок. Я была слишком мала, но помню, что он долго болел — или мне так казалось, — а когда поправился, был уже не таким, как раньше. По сути, он стал совсем чужим, так как почти не бывал дома. Он не мог выносить дома без мамы. Признаюсь, я часто думала позже, что ему надо было бы снова жениться, хотя в свое время вряд ли нам бы это понравилось. Я знаю, что мне не пристало так говорить, но, видите ли, он был непостоянен в своих связях.
— Да, я знаю, — согласился Алверсток. — Но не предоставил же он вам самим заботиться о себе? В это трудно поверить!
— Нет, конечно нет! С нами стала жить тетя Серафина, незамужняя сестра мамы, она с нами с самой маминой смерти.
— Она и сейчас с вами?
— Конечно! Боже мой, как мы могли отправиться в Лондон без ее моральной поддержки?
— Вы должны извинить меня: но поскольку я не видел ее и до этого момента ничего о ней не знал, у меня создалось впечатление, что вы решили обойтись без сопровождения.
— Я еще не сошла с ума! Почему вы решили… О! Ваши правила приличия не позволяют мне принимать вас без присутствия старшей по возрасту дамы! Тетя Скребстер предупреждала меня об этом, но я не школьница. К тому же, хотя мы и привыкли к причудам тети Серафины, я не думаю, что вам она понравится. Во-первых, она почти глухая, а во-вторых, она немного странная! Если она войдет, пожалуйста, не перечьте ей!
— Это я могу вам обещать, — сказал он. — Она такая сварливая?
— Нет, но она ненавидит мужчин, — объяснила Фредерика. — Кажется, она пережила какое-то разочарование в юности или что-то в этом роде. Скорее всего, она уйдет, как только увидит вас здесь.
— Пожалуй, слишком эксцентрична для сопровождающей юных леди в общество! — заметил он.
— К тому же начинает относиться все хуже к Гарри. Она положительно ненавидела папу. Но это понятно. Ведь он не только был с ней неучтив, но и вел себя отвратительно и безрассудочно растрачивал имущество. К счастью, его хватил удар, а то бы он разорил нас окончательно.
— Да, удачно, — согласился он, стараясь сохранять серьезный вид.
— Вы думаете? Когда он в какой-то мере выздоровел и смог двигаться, его мозг был поврежден. Я не хочу сказать, что он потерял рассудок, но он стал забывчив и — и очень изменился! Он больше не был таким необузданным и не чувствовал себя несчастным. Честное слово, таким он нравился мне гораздо больше! Он позволил мне управлять состоянием, вести все его дела, так что я смогла, с помощью мистера Сэлкомба, нашего адвоката, уберечь то, что осталось. Это случилось пять лет назад, и я надеюсь, когда Гарри возьмет дела в свои руки, он не будет стеснен в средствах и сможет обеспечить Джессеми и Феликса, так как считает несправедливым, что все унаследовал он один, потому что папа не оставил завещания.
