Алверсток решил, что она слишком расстроена, и придержал язвительный ответ, который у него был наготове. А то она бы снова заплакала, а это для него было самое невыносимое зрелище. Он решил, что благоразумнее пока не рассказывать ей о планах насчет переезда в Алвер. Глупая девочка безумно влюблена в его не менее глупого кузена и, чего доброго, рухнет в обморок при мысли о том, что скоро им придется разлучиться.
Он склонялся к мысли, что Эндимион не задумывался об этой женитьбе всерьез, иначе (если его наследник действительно хотел жениться на Черис), отчего же этот глупый теленок не обратился за поддержкой к нему. Эндимион неизменно выкладывал ему все свои проблемы и должен был знать, как велико влияние его кузена. Может быть, его увлечение скоро пройдет. Однако, если Черис кажется, что она всерьез влюблена и когда она поймет, что ее надежды разрушились, может впасть в отчаяние. Чем раньше прекратить эту историю, тем лучше: придется предупредить Эндимиона.
Это предупреждение очень сильно подействовало на Эндимиона, но не так, как ожидал лорд. Эндимион сообщил Черис о вмешательстве его светлости, она стала белой, как ее платье, и воскликнула:
— Я так и знала! Он хочет разлучить нас! Господи, что же нам делать?
— Да что такого? — сказал Гарри, которому все эти сложности влюбленных и особенно их нерешительность уже начинали действовать на нервы. — Ведь ты не зависишь от него, Эндимион?
— Нет, то есть он, конечно, назначил мне щедрое содержание, как вы знаете. У меня самого есть около двух тысяч фунтов в год, ну и надежда на наследство. Хотя я не очень-то на него рассчитываю, честно говоря. Ведь что ему стоит взять да жениться?
— Не думаю, чтобы он это сделал. В его-то возрасте? — сказал Гарри. — Он же не сможет лишить тебя наследства, так? Самое большее, что он может сделать, так это услать тебя куда-нибудь за границу. Черт возьми, я не понимаю, чего ты так трясешься?
— Не из-за него, — проворчал Эндимион. — Я боюсь не кузена Вернона. А вот сестрицы, моя мать и Фредерика! Ты просто не можешь понять.
Этот невнятный призыв к сочувствию тронул Гарри. Не имея собственного опыта таких переделок, которых так опасался Эндимион, он по-мужски питал инстинктивное отвращение к женским истерикам. Он сказал испуганно:
— Господи! Об этом я не подумал! Бог мой, какой визг они все поднимут!
Эндимион благодарно посмотрел на него.
— Вот вот. Только не моя мать, — уточнил он. — Она никогда не скандалит, если честно.
— Ну, если так.
— Но она тут же сляжет в постель, — пояснил Эндимион. — Спазмы. Сердечный приступ. Если сказать ей, что я собираюсь жениться на Черис, у нее начнутся судороги: с ней всегда такое начинается, когда ее расстраивают. Потом кузина Пенриетта пошлет за этим чертовым доктором Палфордом, и оба они начнут трезвонить, что я настоящий убийца. Не хочу доводить матушку до такого состояния, это ужасно! И потом, я люблю ее.
— О нет, нет! — быстро проговорила Черис. — Я ни за что не допущу этого! Бедная миссис Даунтри, как же еще она может себя чувствовать от такой новости? Как мне жалко ее!
Глубоко тронутый, Эндимион притянул к себе ее руку и горячо поцеловал со словами, что она ангел. Ее брат, настроенный безо всякого энтузиазма, посоветовал ей не впадать в сентиментальность, а Эндимиону, вставшему на защиту своей обожаемой, сказал, что он запоет по-другому, когда она и его начнет жалеть.
— Ты еще вспомнишь мои слова! — сказал он, — Можешь называть ангельской добротой это желание доставить удовольствие всеми и сожаление о том, что нельзя угодить всем подряд, но я называю это по-другому. Пустоголовость, вот что это такое!
— Нет, не надо! — с мольбой проговорила Черис.
— Да, да! — ответил он. — Я тебе уже говорил об этом! Если ты не прекратишь так жить, то в конце концов ты пожалеешь. Все, что нужно, это немного решительности! Ну что из того, что миссис Даунтри и Фредерика против? Они переживут! И не смотри на меня как баран на новые ворота, Эндимион, я говорю своей сестре то, что считаю нужным!
В этот момент его отвлекла Черис, которая стала с жаром обвинять в грубости по отношению к ее благородному возлюбленному. Во время этой перепалки Эндимион, уступив Гарри его братские права, впал в глубокую задумчивость. Вдруг он произнес:
