Напрашивается еще одно предположение: отправляя добровольцев в далекую Россию, Франко спроваживал из Испании цвет фалангистской партии, ортодоксальных фашистских ультра, которых не удовлетворял умеренный политический курс каудильо внутри страны. Ведь именно командира «Голубой дивизии» Муньеса Грандеса немецкий абвер прочил в испанские лидеры, если бы удался намеченный антифранкистский переворот. Таким путем Франко ослабил оппозицию своему режиму справа. Многие «старые фалангисты», поклонники идей Х.-А. Примо де Риверы, остались в России навсегда. Тех, кто вернулись избежавшими русских пуль, он отправил во «франкистские застенки», как это произошло с летчиками эскадрильи «Сальвадор».
Правда, решая ближайшие задачи, Франко не предусмотрел, что позже, когда державы-победительницы будут решительно и жестко перекраивать послевоенный мир, «Голубая дивизия» станет основным аргументом в пользу необходимости насильственного изменения режима в Испании и осложнит проблему выживания франкизма в рамках нового мироустройства.
«Голубая дивизия» была сформирована в июле 1941 г. в г. Ирун. Она состояла из 4 пехотных полков, 3 отдельных батальонов, артполка и кавалерийского эскадрона, насчитывающих в обшей сложности 1 генерала, 641 офицера, 2 272 младших командиров и 15 780 солдат, и была подготовлена к отправке в Германию с перспективой вскоре отправиться на Восточный фронт. 13 июля первый эшелон добровольцев был отправлен из Испании, несколько ранее, 30 июня, отбыли летчики авиаэскадрильи «Сальвадор». В Германии дивизия, сменив обмундирование, была включена в состав вермахта под № 250 и отправлена на северный участок фронта в район действий группы армий «Север», где 8 октября заняла предписанное дислокацией место в полосе 16-й немецкой армии.
Со временем дивизия заслужила восхищение немецкого командования за отчаянную храбрость ее солдат и офицеров и одновременно удостоилась славы формирования, совершенно лишенного элементарной военной дисциплины. Дивизия принимала участие в боях под Великими Луками, на Ладоге и Волхове, под Красным Бором, зачастую на самых опасных участках. Данные о ее потерях различны, но, очевидно, они были велики.
Официальное присутствие испанских солдат на Восточном Фронте продолжалось до 1943 г., когда Франко, окончательно разуверившись в возможности победы Германии, решил отозвать «Голубую дивизию» домой. При этом он не вспоминал о своем публичном заявлении 14 февраля 1942 г. в Севилье о том, что в опасный для Германии момент на пути коммунистов к Берлину «окажется не одна дивизия, а миллион испанцев».
По мере того как изменялась ситуация, менялась и позиция Франко. Отчасти под давлением Англии и США, отчасти исходя из бессмысленности пребываний дивизии на фронте, где ее присутствие ничего не меняло, «Голубая дивизия» была возвращена домой, а те из легионеров, кто пожелал остаться, составили так называемый «Голубой легион» и вошли в состав вермахта, полностью утратив свой особый статус.
Для Гитлера присутствие на Восточном фронте «Голубой дивизии» имело скорее символическое значение. Одна или десять испанских дивизий не меняли здесь ситуации. Гораздо важнее в плане стратегическом было отношение Франко к вопросу о захвате Гибралтарской крепости. Однако из-за несговорчивости Франко германские разработки, известные под названием «Изабелла-Феликс», остались на бумаге. Такая же участь была уготована проекту «Илона-Гизела», возникшему в период поражений итало-немецких войск в Северной Африке.
Очевидно, что в 1942–1943 гг. Франко совершенно перестал причислять Испанию к союзникам «Оси», скорее, напротив. Во всяком случае, 13 ноября 1942 г. Черчилль писал Сталину, информируя его о ходе операции «Факел»: «Политическая реакция Испании и Португалии была в высшей степени удовлетворительной и опасность того, что порт Гибралтара и аэродром будут приведены в негодность, пока перестала причинять беспокойство».
Эпизод с полным непротивлением Франко союзной высадке в Северной Африке в очередной раз продемонстрировал миру «особую позицию» Испании. Оставаясь на словах сторонником Гитлера, каудильо не сделал ничего реально значимого ради своего союзника. Более того, закамуфлированная митинговым пафосом и газетными воплями перемена курса, очевидно, становилась реальностью.
