Промышленный переворот, пусть крайне медленно проникавший на Иберийский полуостров, привел к усложнению социальной структуры общества. Причем прогресс в общественном сознании значительно опережал наметившиеся перемены в хозяйствовании. Аграрно ориентированная, феодально организованная экономика едва ли соответствовала тем политическим новациям, которые предлагала стране политическая элита. Порожденный промышленным переворотом класс предпринимателей, собственно, и сформировал облик институтов «либеральной монархии». Форсированное развитие политического сознания в духе новейших учений происходило в условиях отсталой и малоподвижной экономики. Результатом стало дальнейшее углубление социально-политической нестабильности. Начавшееся промышленное развитие привело к зарождению пролетариата. И на повестку дня встает рабочий вопрос.
Кажется, что проблемы испанцев в этой связи сходны с проблемами других европейских стран. Однако они неизмеримо глубже и сложнее в силу ряда обстоятельств.
Первым и важнейшим является политико-географический фактор в судьбе формирующегося испанского пролетариата. Очаги промышленного переворота сосредоточились преимущественно в регионах, отличавшихся сепаратистскими настроениями, в первую очередь в Каталонии и Стране Басков. Тому была серьезная причина. Языковые и культурные отличия этих регионов от большинства подданных кастильской короны приводило и приводит по сей день к популярности у национальных меньшинств идей о полезности возможно большей автономии.
Периодические проявления подобных настроений заставляли Мадрид время от времени наказывать строптивцев. В период великих географических открытий одной из форм наказания было введение запрета для каталонцев участвовать в конкисте и принимать в Барселонском порту галеоны с драгметаллами из Нового Света. В результате Барселона и провинция в отличие от привилегированной Кастилии «не захлебнулись» в потоке американского золота. Забота о хлебе насущном заставила каталонцев искать трудных путей. Запреты монархов тем самым стимулировали ускоренное развитие промышленности и «не золотую» торговлю. Сепаратистских настроений карательные меры, понятно, не убавили. А значение беспокойного ареала нацменьшинства увеличилось многократно, поскольку с распадом колониальной империи и «пересыханием» потока золота Каталония стала единственным относительно развитым индустриальным регионом, источником доступных для других регионов страны промышленных товаров.
Осознание каталонцами своей исключительности подхлестнуло сепаратные амбиции, благодаря чему значительная часть национальной буржуазии и, что важнее, пролетариата вынашивала автономистские замыслы, еще больше запутывая узлы социальных и политических противоречий. Похожим образом складывалась ситуация в Стране Басков, еще одном районе концентрации испанской индустрии.
Несколько иначе вырастал Астурийский экономический автономиям, принявший, впрочем, более мягкие формы. В Астурии проявился, если так можно выразиться, экономический феномен Рура. На севере Испании, как и на германском западе, о процветании края позаботилась природа, разместив рядом недурные пласты каменного угля и залежи железной руды приличной концентрации, что стимулировало быстрое развитие дешевой, а потому конкурентоспособной металлургии. Лишенным необходимости уплаты «рубля за перевоз» сырья астурийцам удалось быстро выстроить сравнительно развитую, рентабельную промышленную инфраструктуру, что в некоторой мере привело к формированию идей о целесообразности раздельного сосуществования с прочей Испанией. Впрочем, среди регионов, стремящихся к независимости, Астурия доставляла центру сравнительно меньше проблем. Зато горняцкий край стал местом ускоренного формирования социальных кризисов.
Амбиции промышленно развитых районов едва ли были объективно оправданы. Конкурировать на континентальном рынке разгороженном таможенными барьерами, каталонцы, басконцы, астурийцы вряд ли смогли бы. Независимость от Мадрида и, как следствие, − утрата протекционистских льгот внутри Испании, пожалуй, разрушили бы мнение сепаратистов о своих предпринимательских возможностях, но такие схемы не осознавались на рубеже XIX и XX веков. И потому основная часть индустрии Испании находилась в руках людей, стремящихся к экономическому и национальному самоопределению. Стоит повторить, что сходные идеи исповедовали не только буржуа, но и часть рабочего класса, этнически принадлежавшая к национальным меньшинствам.
