Французский поцелуй - страница 81

И еще надо учесть то, что командуя отрядом специального назначения, он наверняка побывает с ним в Камбодже. А там и до Ангкор-Уата добраться можно, где запрятан Лес Мечей, талисман, наделенный невероятным могуществом. Это могущество куда более реально, чем могущество смерти, рыскающей не первый год по Вьетнаму.

Посмотрел в лицо лейтенанта, подумал, с чем тот к нему пришел: с добром или злом? А, может, он и вправду предлагает ему Дело, лучшее чем рыскать по джунглям в поисках вьетконговцев — а, может, своей смерти.

— А катись все к чертовой бабушке! — решается Терри, протягивая руку, — Как ты верно заметил, война долга, жизнь коротка.

Всю белую решетку, огораживающую внутренний дворик, густо оплела гидрангея. Ее розовые цветы насыщают своим ароматом воздух. Усики ее сползают с некрашеных, темных от дождей досок, обвиваются вокруг ножек кресла из кованого железа. В кресле развалилась Сутан, задрав выше колен подол летнего бело-голубого платьица. Переплетенные друг с другом плотные, загорелые ноги тоже задраны кверху.

Крис Хэй видит все это со своей скомканной постели, где он лежит, медленно возвращаясь к жизни. Все тело болит, и он думает, Господи Иисусе, да так никогда не придти в форму. Смотрит на роскошные ноги Сутан и думает, великий Боже, так никогда в форму не придешь. Но в райские кущи — придешь, это точно.

Внезапно Сутан вскакивает, и ее ножки исчезают под пышными бело-голубыми складками платья. Она заходит в дом, морщит носик.

— C'est le souk ici! — кричит она. Духота, как в конюшне!

Крис смеется, пытается подняться с постели, когда она бросается на него сверху.

— Иногда ты для атлета отвратительно ленив, — укоряет она.

Зарывшись лицом в ее черные, как ночь, волосы, Крис думает, что это, наверно, потому, что атлетические достижения никогда не приходили к нему естественно, как к Терри. Всегда рогом пахать приходилось, что в беге, что в велоспорте. Но иногда, накачивая тело, он чувствует, как устает его дух, и все удивляется, на кой черт все эти мучения.

Спихнув ее с себя, откатывается на спину и лежит, глядя в потолок, заложив руки за голову.

— Что ты там видишь, котик? — спрашивает Сутан. — Только коты могут увидеть в тени нечто живое.

— Будущее, — отвечает Крис. — Прошедшее. Так, ерунда. Она смеется, карабкается на его голую грудь, поглаживая ее ладонями сверху вниз. — Я вижу это прекрасное мужское тело, облаченное в желтую майку, как оно пересекает финишную линию под Триумфальной Аркой. — Она имеет в виду желтую майку лидера велогонки Тур де Франс, ради участия в которой Крис и приехал во Францию.

Посмотрев на выражение его лица, она перестает смеяться и начинает колотить его сжатыми кулачками.

— Разве я тебе не говорила, что у тебя жуткий вид, когда ты хандришь?

Крис отводит глаза от теней и заглядывает теперь в ее необыкновенные, миндалевидные темные глаза, в глубине которых светятся зелененькие точки. Он подымает руку, убирает назад ее свисающую прядь.

— Иногда, — задумчиво говорит он, — я не знаю, зачем я здесь, во Франции. Тогда мне кажется, что не для того, чтобы выиграть эту гонку.

— А теперь ты, кажется, думаешь о войне, верно?

— Ты угадала.

— А что конкретно ты думаешь о войне?

— Не о самой войне, — отвечает он медленно. — О моем брате, который воюет. Но, в принципе, это одно и то же. Мне не дает покоя мысль, что Терри ранен. Или убит.

— Тогда почему ты здесь, во Франции, вместо того, чтобы быть во Вьетнаме?

— О'кей.

Сутан презрительно фыркает.

— Вы, американцы! — восклицает она, произнося это слово, как бранный эпитет. — Вы говорите свое «О'кей», думая, что все объяснили. Что ты в данный момент имеешь в виду своим «О'КЕЙ»?

— На этот раз, — объяснил Крис, вставая, — оно значит «достаточно».

— Никогда мне не удается погрызть тебя с такой эффективностью, — сказала она, глядя ему вслед, — как ты грызешь сам себя.

Крис влезает в свои шорты, темно-синюю футболку с белой надписью НЭНТАКЕТ через грудь. Во дворике занимается славное Провансальское утро. Солнечный свет, такой, что душа художника радуется, просачивается какими-то сгустками похожими на потоки воды, сквозь стену кипарисов, стоящих, как часовые, на страже дома.