— Похоже, что здесь сложно иметь личную жизнь, — мрачно констатировал Стефан. Две женщины спокойно шли к дому. — Привет, мама. Привет, Эстелла.
— Я уже ухожу, — сказала Роза. Она встала, пошатываясь, и быстро прошмыгнула мимо его матери и дочери. — Спокойной ночи.
Она не собиралась ломать ворота Донатьенов. Но столб будто бы сам отпрыгнул в сторону. А она в это время вспоминала, как Стефан обнимал ее. Как его большая плоть прижималась к ней и пульсировала в бешеном ритме между ними.
— Я не могу снова пройти через это, — бормотала она.
Стефан свесил голову с крыши Розы, разглядывая изящные голые ступни на подоконнике. Кружевная занавеска парила над лодыжками. В пять тридцать утра в Уотервилле тишина. Утро выпихивало ночь. Для Стефана — бессонную ночь. Желание билось в нем. После долгих лет тело проснулось.
Он работал уже час, отрывая старый гонт и выдергивая гвозди. Как же Роза боится — боится любить и быть брошенной. Стефан нахмурился, глядя на эти стройные ступни. Он старался подавить в себе гнев. Только подумать, что за мужчина был способен держать пари на эту очаровательную женщину, которая обо всех заботится.
Кружевная занавеска закрутилась вокруг лодыжек. Стефан не смог сдержаться и погладил уязвимое место на ступне. Пальцы сжались. Он улыбнулся.
Вдруг занавеска отодвинулась. Роза удивленно высунулась из окна. Где-то позади раздался хлопающий звук. Занавеска вырвалась из рук, и ее выдуло из окна. Кресло-качалка перевернулось, Роза попыталась встать на ноги. Она ухватилась за кружева, отодвинула их и в открытое окно посмотрела на Стефана.
— Что вы здесь делаете?
Если бы он не сверлил глазами ее груди, просвечивавшие сквозь тонкую ткань короткой ночной сорочки, он, наверное, был бы способен говорить.
— У меня никогда еще не было желания сорвать с женщины одежду, — услышал он собственный шепот. — Но я хочу видеть вас всю.
Она схватила кружевную занавеску и прижала к себе, чувствуя, как вспыхнули щеки. Она быстро заморгала.
— На вас пояс с инструментами. И вы на моей крыше.
— С крышей я заканчиваю. Вам не нужно залезать сюда.
— Стефан, люди будут болтать невесть что. Они знают, что я сама все делаю.
— Ладно. Пусть знают, что роман с Розой Грейнджер продолжается. Вы спали прошлой ночью? — спросил он и услышал неуверенность в собственном голосе.
— Прошлой ночью… вы целовали меня. Но это не имеет никакого отношения к моей бессоннице, — твердо закончила она.
Стефан изучал ее раскрасневшееся лицо и не мог сдержать счастливый смех.
— Выдумщица вы, Роза. Вы очень сексуальная женщина. И вы тоже целовали меня.
Он получал удовольствие, наблюдая за ее смущением. В этот момент его снизу окликнул мальчик:
— Здравствуйте, мистер Донатьен. Вы хотите, чтобы я включил вас в список? Когда я закончу объезд на велосипеде, папа повезет меня в деревню.
Стефан посмотрел на мальчика. И на миссис Уилкинс и на других жителей города, включая двух бывших женихов Розы, которые стояли внизу и хмуро глядели на него. Рыбаки сидели на складных стульях в кузове своих пикапов и потягивали кофе. Жители Уотервилла любили Розу, и визитер на крыше вызвал внимание любопытной толпы.
— Идите сюда, — буркнула она и потянула его за футболку.
— Ей нужно поменять на крыше гонт, — сообщил он маленькой толпе внизу и, не удержавшись, добавил: — Ей нужен я.
— Идите сюда, — тверже повторила Роза и обеими руками потянула его за футболку.
Согнувшись, он вошел в окно и вставил в пазы карниз, на котором держался занавес. Еще никогда он не чувствовал себя так хорошо, так свободно и счастливо. Роза мрачно смотрела на него. Она накинула старый рваный фланелевый халат на короткую ночную рубашку и откинула назад волосы. Храп отца был слышен сквозь оклеенные обоями перегородки. Стефан зачарованно смотрел на пылающее от гнева лицо. Длинные ноги путались в полах халата. Он поднял маленькое кресло-качалку и стал изучать женскую спальню. Сбившуюся в беспорядке постель, подушки на полу, семейные фотографии на стене, летнее платье, висевшее на дверях шкафа.
— Ну и что дальше? — резко спросила она.
— Дальше — завтрак, — ответил Стефан, прежде чем заключить ее в объятия. Он отметил, что теперь она отнеслась к этому спокойнее. Свежая, теплая, душистая после сна. Ее губы дали ему больше, чем он мог вообразить. Руки крепко обвили его шею. Тело изгибалось, прижимаясь к нему. Когда ее пальцы запутались у него в волосах, губы раскрылись для его поцелуев. Но надо победить жажду. Еще рано. — Завтрак — через двадцать минут, — прошептал он ей в губы. — Потом я закончу крышу.
