Я не хочу, однако, способствовать созданию впечатления, будто Кафка общался лишь с тесным кругом «пражской четверки». Напротив, он был готов общаться с каждым, кто разделял его чувства, или, по крайней мере (до тех пор, пока ему позволяло здоровье), не отвергать такого общения. Среди тех, с кем общался Кафка, были Мартин Бубер, Франц Верфель, Отто Пик, Эрнст Вейс, Вилли Хаас, Рудольф Фукс, позднее – красноречивый Людвиг Хардт, Вольфенштейн и многие другие. Некоторые из них дополнили своими рассказами картину жизни Кафки.
Наш отдых в Париже был омрачен тем, что у Франца развился карбункул. Лечение у французских докторов было неудачным. Через несколько дней он вернулся в Прагу. Кафка был всегда очень чувствителен к нарушениям своего здоровья. Каждый телесный недуг беспокоил его, – например, перхоть, запоры или боли в пальцах ног вызывали у него панику. Он не верил лекарствам и врачам. Он хотел, чтобы природа сама восстанавливала баланс, и презирал все «ненатуральные» средства.
Эта тенденция усилилась в 1911 г., когда он встретил в Варнсдорфе промышленника Снитцера, проповедовавшего «натуральное лечение». Я нашел у себя следующие сделанные мной записи: «Кафка вернулся в Прагу в пятницу, но не пошел повидать меня или Баума». Он был «так слаб и чувствовал себя таким разбитым; его желудок был не в порядке, он никуда не выходил и выглядел очень жалким». В пятницу днем он пришел ко мне и рассказал много удивительных вещей о цветущем городе Варнсдорфе, о «волшебнике», приверженце натуральной медицины, богатом промышленнике, который осмотрел его и стал ему говорить о вреде лекарственных ядов для спинного и головного мозга. Для лечения этот промышленник рекомендовал сон при открытых окнах, солнечные ванны, работу в саду и сказал, что нужно поддерживать связь с Клубом натуральной медицины и подписываться на издаваемый этим обществом журнал. Он выступал против врачей, медицины и инъекций. Он истолковывал Библию с вегетарианской точки зрения: Моисей смог провести евреев через пустыню, поскольку они были вегетарианцами. Манна была вегетарианской диетой, поэтому отступила смерть. Он рассказал также, что в Новом Завете Иисус сказал о хлебе: «Это – моя плоть». У Франца вызывал очень большой интерес «метод естественного здоровья». Его отношение к этому методу и другим подобным течениям было крайне заинтересованным и в то же время смягченным шутками над некоторыми глупостями и причудами, которые сопровождали все эти новшества. В целом он видел в попытках создать нового здорового человека и использовать таинственные и свободные оздоровляющие силы природы нечто чрезвычайно позитивное, находящееся в согласии со многими его чувствами и убеждениями, и широко использовал этот метод на практике. Он спал при открытом окне. Войдя к нему в спальню, можно было почувствовать, как струится свежий воздух. Он всегда легко одевался, даже зимой, подолгу не ел мяса и не пил спиртного. Когда он заболел, то предпочел лечиться в частном доме в Цюрау, в простой сельской местности, а не в санатории, куда он пошел лишь в силу крайней необходимости.
В 1910 г. произошла другая важная встреча. В мае того года я сделал запись в своем дневнике: «Кафе «Савой». Театральное общество из Лемберга. Очень важно для Й. Ф.» – я в то время планировал роман. 4 мая: «Приходил с Кафкой в «Савой» этим вечером. Изумительно!» Франц написал заметки о Польской еврейской актерской труппе, игравшей народные драмы на идиш и певшей на этом языке, только в следующем году и посвятил им много страниц в своих записных книжках. Редко даже великие актеры удостаивались такого восхищения и глубокого понимания. Кафка с любовью описывал г-жу Клуг, г-на и г-жу Чиссик, г-на Пила и юного Исаака Лёви.
Я был главным вдохновителем в этом деле. В нашей дружбе было замечательно то, что я многому учился у Кафки, но в некоторых вопросах Кафка слушал меня. Полагаю, что в таких случаях он действовал импульсивно. Например, я активно посещал чтения и представления в кафе «Савой» и подробно изучал еврейский фольклор. И Франц, с тех пор как я впервые привел его туда, полностью проникся той атмосферой. С такой же пылкостью и самоотдачей он относился ко всему остальному. Любопытен случай, когда он был влюблен в одну актрису и очень хотел написать о ней
