– Я вас не вполне понимаю, Александр Афанасьевич. Если…
– Нами арестована гражданка Норкина Алина Серафимовна, – грубо перебил его авторитет. – Сделано это на основе многочисленных свидетельских показаний и документов. По словам же самой арестованной, вы, вступив с ней в интимную связь, склонили её к фактическому мародёрству. Образовав преступную группу, вы меняли добываемые путём воровства продукты питания на драгоценности умирающих от голода ленинградцев. Вы знаете, что вам теперь грозит за это?
Краткая, энергичная речь «подполковника», а, главное, конечно, известие об аресте Алины, давшей к тому же признательные показания, окончательно подорвали душевное равновесие Натана Львовича.
Тем не менее ответ ювелира прозвучал достаточно твёрдо:
– Здесь очевидное недоразумение. Если вы мне предъявляете обвинение, то дальнейшие процессуальные действия я прошу вас проводить в присутствии моего адвоката.
Все предварительные заготовки Профессора, вроде детектора лжи, вдруг показались ему теперь совершенно никчёмной затеей. Неожиданно для самого себя и тем более для ювелира он рванулся с места, схватил Канторовича за волосы, выхватил откуда-то из-под пиджака чудовищных размеров нож, лезвие которого с большим эффектом выскочило из рукоятки, и приставил его к горлу Натана Львовича.
– Я замочил твою Алину и тебя, падло, замочу! – злобно прошипел налётчик, брызгая слюной в лицо несчастному ювелиру. – Где награбленное рыжье, цацки где?
– Хорошо, хорошо, я все скажу… Отпустите меня, прошу вас… – едва слышно произнёс Канторович, до предела запуганный и ошеломлённый внезапным превращением «мента» в бандита.
И он действительно рассказал все как есть. Хотел было в качестве косвенного доказательства своей искренности показать страшному посетителю и листок с описью блокадных ценностей; но что-то его удержало.
Авторитет, выслушав исповедь старого мародёра, нахмурился. Похоже, тот говорил правду.
– А откуда бабки на открытие фирмы взял? – спросил Профессор скорее для проформы.
– Но ведь я пятьдесят пять лет как ювелир! В наследство кое-что получил… Да и развернуться-то как следует я не могу именно из-за недостатка капитала.
Профессор знал из досье, что все это так и есть, но решил довести расследование до конца.
– Закрывай свою лавочку и отпускай персонал, – распорядился он, – будем проводить досмотр.
Не видя больше смысла заниматься этим делом самому, авторитет вызвал спецов по шмону из своей группировки.
За два дня братки перетрясли мастерскую, квартиру и загородный дом Канторовича.
«Клад» не нашли, но изъяли из сейфа десятка два золотых украшений и пять тысяч долларов, а также выгребли из-под камина на даче ещё тридцать штук зелёных.
Рыжье, принадлежащее, как клятвенно уверял ювелир, его клиентам, босс рэкетиров вернул, поскольку совсем не хотел разорения подопечной фирмы.
– А бабки я забираю, – объявил Александр Афанасьевич. – Я сильно поистратился, добираясь до тебя, старого мудака.
Глава четырнадцатая
Самоволка
Как кэп и обещал, через три дня с губы нас выпустили, но увольнительные он зажал.
Меня, впрочем, это не слишком беспокоило: к чему суетиться, если до дембеля меньше месяца.
Не то – Хаммер. Он, вполне в духе безумного влюблённого из какого-нибудь индийского фильма, едва ли не каждые полчаса доставал из кармана заветную бумажку с телефонным номером и что-то бормотал про себя. Павлов всерьёз страдал, что нас отчего-то не отпускают в город.
Не решаясь напрямую обратиться к кэпу, который в последние дни был в не слишком хорошем расположении духа, Серёга подкатился к Дмитричу.
– Потерпи недельку, – сочувственно отозвался Батя. – Сейчас у капитана много хлопот: гарнизонная проверка на носу.
Но Павлов терпеть более не желал.
– Давай свалим ближе к вечеру в город. Ребята нас прикроют, – обратился он к своему лучшему другу, то есть ко мне.
Дело, конечно, обычное… Но до дембеля – три недели! Если залетим, прокантуемся в водолазах ещё два месяца…
Однако, глядя в сумасшедшие глаза Хаммера, я понимал, что все разумные доводы тут бесполезны.
Конечно, можно было просто-напросто отказаться идти вместе с ним – дескать, валяй, парень, я же тебя не держу, но это выглядело не по-товарищески. В самоволку мы всегда ходили вдвоём. Лишь потом, в городе, частенько разбегались по разным адресам…
