— Однако это ужасно! Всякий раз, когда я пью, всегда одно и то же. Напрасно я решаю никогда больше не начинать… хоп! Проходит две недели, и я снова берусь за свое! Ничтожество! Лучше умереть.
С глубоким отвращением он посмотрел на разоренную кровать, разбросанную по всей комнате одежду, перевернутый стул, открытый шкаф. Он ничего не помнил. Кроме своей пьянки. Он прошел на кухню, поставил греться воду для кофе, налил молока в тарелку, которую поставил на пол и к которой бросился изголодавшийся кот. Опустившись на табурет и схватившись руками за голову; он попытался собрать вместе свои воспоминания.
— Так. Вчера вечером я собирался пойти поужинать с Клотильдой. Но в последний момент она отказалась. У нее неожиданно приехала мать. То есть я оказался, как дурак, неприкаянным.
Далее он позвонил своим друзьям, пытаясь избежать одиночества. Но и Жерар, и Паскаль были заняты. А Сильвен даже не подошел к телефону. Тогда, смирившись со своим одиночеством, он отправился поужинать в неизвестный ресторан, хозяин которого предложил ему из гостеприимства рюмку ликера. Он отказался от угощения, чтобы не оставаться в долгу и, испытывая легкую эйфорию, оказался в своем любимом квартале Сен-Жермен-де-Пре. В кафе «Ля Мален» он выпил один или два стаканчика виски, не переставая упрекать себя за это и рассуждая, что лучше было бы ему идти домой и лечь спать, но выпитый алкоголь, как он уже знал, сковывал его волю. Сколько же времени он провел у стойки, глядя на девушек? Где-то около часа. Потом он направился к своей машине, оставленной у другого кафе. Какого? Может быть, возле «Флоры».
Теперь он увидел себя на террасе какого-то кафе беседующим с кем-то, сидящим за его столиком. Наверное, какой-то приятель. Может быть, женщина?
Вода начала выливаться через край кастрюли. Он выключил газ и налил воды в итальянский кофейник, который ему подарила Клотильда ко дню рождения. Пока кофе заваривался, он придирчиво изучал себя в осколке зеркала, прикрепленном у окна. Его выступающие скулы, маленькие и широко посаженные глаза слегка придавали ему черты монголоидной расы. Однако если ему побриться и аккуратно причесаться, он вновь стал бы тридцатилетним молодым человеком, слегка чудаковатым, но и немного привлекательным. Он выпрямился, выпятил грудь, подобрал живот. Вот уже несколько лет он не занимался больше спортом. Он становился сутулым, обрастал жиром, был противен самому себе и тем не менее ничего не делал, чтобы измениться. А ведь как просто потратить каждое утро десять минут на гимнастику, в чем-то себя ограничить, да еще при его работе! Но лень и фатализм. Жильбер Витри знал, что по колее, в которой он оказался, ему придется следовать до конца жизни.
Голова болела. Он выпил свой кофе с двумя кусками сахара, почувствовал себя лучше и вернулся в ванную, чтобы принять душ. Пресытившийся кот, свернувшись клубком, устроился на кровати с тем, чтобы больше не двигаться.
— Да, вчера вечером я отправился во «Флору» или в «Две маго». В любом случае, это было на террасе и вокруг меня было полно народу. А кто-то сел ко мне за столик.
Прервав свой диалог, произносимый наполовину мысленно наполовину вслух, он почистил зубы, потом, не торопясь, побрился. У него густо росла черная щетина, и делом чести он считал быть всегда тщательно выбритым. Затем, еще голый, он включил радио и стал одеваться под легкую музыку. В полдень он был готов. Сама мысль о еде была невыносимой, а о выпивке и того хуже, и он принял решение поработать. Он прошел в кабинет-гостиную, где на низком столике у кресла ожидала широкая шахматная доска с фигурами из слоновой кости. Он надел очки в роговой оправе и погрузился в созерцание фигур. Но дело продвигалось плохо. Мигрень, тяжелая голова, усталость и пустой рассудок. Нет, сейчас он работать не будет. А не посмотреть ли ему почту? Пройдя через комнату, он открыл дверь, которая выходила во двор дома. У коврика лежали письмо и газета, придавленные бутылкой молока, предназначенного для Алфила. Забрав все, он поставил бутылку в холодильник, вновь устроился в своем кресле и открыл конверт. Приглашение участвовать на следующей неделе в шахматном турнире в Лиможе. Пожав плечами, он бросил приглашение на медный поднос, где уже накопилась почта предыдущих дней, после чего открыл газету. Он торопливо пролистал ее, отыскивая шахматную рубрику.
