Несомненно, что для Гегеля мир был чем-то связным и диалектическим и что его занимали как раз формы знания о связях. И его стремление выделить обобщенную мысленную форму в активных операциях содержательного движения мысли подталкивалось прежде всего тем, что он обнаруживал в рамках такой «онтологии» особые средства познания, отличные от тех, которые изучались формальной логикой, и неизвестные ей. Именно эти явления Гегель стремился обобщить. Если наука исторически перешла — а в XVII–XVIII вв. это начинало приобретать уже массовый характер — к исследованию связей предметов и особенно сложных систем этих связей, то такая новая концепция предметной области науки должна была реализоваться с помощью определенной логической организации, упорядоченности процесса исследования этой области и построения знания о ней. Сам ход открытия нового в предмете науки, т. е. установления нового понятийного строя мысли, вычленения нового мысленного содержания и образования научных абстракций, каким-то образом упорядочен: определены выбор и последовательность рассмотрения объективных связей, переход от одних к другим, анализ одних на основе анализа других и т. д. Иными словами, принципы понимания объективных связей и систем связей реализуются в определенной логической форме исследования. Пути этой реализации обычно составляют внутреннюю, скрытую за определенными результатами сторону опыта научного мышления и его истории и могут закрепляться в неосознанных мысленных навыках, рассматриваться просто как само собой разумеющееся следствие характера объективной действительности или как индивидуальная сноровка ученого, составляющая тайну его творческой лаборатории. Но философия должна специально выявлять их как логические формы. В качестве таковых они изучаются именно диалектикой, проникающей во внутреннюю лабораторию научного творчества. Подобная задача может быть решена только как содержательная, что означает просто тот факт, что формальная характеристика определенных специфических логических связей невозможна без выявления объективной основы этих связей в опытном содержании знания. Пониманием этого обстоятельства мы и обязаны диалектике.
В указанных двух смыслах и идет речь о построении «содержательной логики» начиная с Гегеля. Уже Гегелем процесс мышления «берется как деятельность в соотношении с предметами»[45]. Это рамки для выяснения соотношения формы и содержания и, следовательно, для их определения в теории. В «форму» Гегель должен включить те свойства и связи мысли, которые наблюдаются в этой соотнесенности мысли с предметом (в отличие от тех, которые могут быть прослежены путем построения формальных знаковых систем и исчислений, отображающих в современной формальной логике связи использования готового знания, выведения из него других знаний на основе каких-то чисто логических его свойств, доказательства истинности таким образом полученных знаний и т. д.).
Это значит, что термин «форма» будет употребляться здесь фактически в другом смысле, чем это делается в формальной логике. В последней под «логической формой» (или «логическим законом») имеются в виду всегда истинные, или тождественно истинные формулы исчислений высказываний и дедуктивных систем и ставится задача абстрактно-теоретически разработать набор всевозможных (в том числе и в естественном рассуждении не встречающихся) логических схем такого рода вместе с определениями, формулирующими условия их истинности. Возможность выражения в них какого- либо «куска» естественного рассуждения служит его логическим доказательством или проверкой. Как устанавливаются или соблюдаются условия истинности, формулируемые в логической схеме, в ней самой не указывается. Они предполагаются данными и постоянными, — так же, как предполагается, что существует, возможно и т. д., какое-то фактическое состояние эмпирических предметов, соответствующее выводимым элементам «формы». Но логические формы в том смысле, в каком о иих говорится в диалектике, не могут быть и не являются всегда истинными схемами знания, не гарантируют от возможных ошибок и ложных выводов в процессе мышления, выполняющего условия этих форм. Ибо речь идет как раз о соблюдении или создании условий истинности, связанном с действиями познающего человека. А в этой реальной деятельности такие условия неустойчивы, изменчивы, контролируемы не абсолютно, неполны, связаны с характером онтологических обобщений и границами их применимости, со сменой одних иными, с другими знаниями и допущениями, что в целом создает возможность ошибок (устраняемых бесконечным, в принципе, процессом познания), исключает абсолютную истинность знаний и их однозначность. Но, с другой стороны, именно изменчивость условий истинности (диктуемая различиями эмпирических данных, последствиями познавательных действий, новыми онтологическими обобщениями, переходом с одного уровня абстракции на другой и т. п.) и образует принципиальную возможность получения и построения нового знания человеком. Действительное постоянство, неизменность этих условий вообще исключали бы появление какого-либо нового знания и свели бы работу мысли к высказыванию тавтологий.
