А что совсем невозможно, ну просто совсем – это когда они умирают еще не старые. В новостном топе всё время выпрыгивали заголовки с войны, несчастные случаи, всякий криминал, ДТП – и Саня всегда пролистывал побыстрей, стараясь не смотреть, но всё равно в глаза успевало впрыгнуть: «14-летняя… оторвало… училась в восьмом… заживо…» Трусло, ругал себя Саня, не давая взгляду тянуться за страшным, но тот всё равно тянулся, и иногда Саня с размаху нырял в это страшное, как в кислоту, и не спал ночами, и крепко прижимал к себе подушку, представляя, что это Яна или Юля… Почему-то, когда умирают мальчики, это не так, особенно если герои. Хоть и мальчику умирать – хорошего мало. Сам-то Саня точно не собирался делать это в ближайшие двести лет…
Ну, и последний вариант звали Лёхой. Он был немного дурной, потому что спортсмен: бегал, плавал, качался – в общем, развивал тело в обход мозга. И выглядел на двадцатник: высокий, усатый – ему всегда пиво продавали. Ну, или почти всегда. И еще он был красивый. Сильный, с ногами и плечами, особенно в спортзале, когда делал эти свои штучки, а девчонки визжали, и Саня их понимал. Было странно так думать про пацана, но Саня не думал, а просто знал, и всё. И парень этот Лёха был, в общем, вполне и вполне. Такой, может, и не всё поймет, но ржать точно не будет.
И, может, Саня и рассказал бы ему, если б они… не подрались. Сразу после Саниного возвращения из Праги.
Драться с Лёхой – маленький суицид, который мог быть и не таким маленьким, если бы их не растащили. Но пачка влажных салфеток, изведенных на Санин нос, была, и из песни ее не выкинешь. Саня так и не понял, чего Лёха полез к нему. Пришел какой-то дикий, придолбался к Саниным приколам (а то все не знают, что Саня тот еще тролль), а потом ему не понравилось, что его за нос дернули, девочка-хризантемочка, нежная как пеночка… «Отвали!..» – а что это за разговор с другом?
В общем, фигня с маслом, и от этого еще обидней. Три дня они не разговаривали, на четвертый Лёха начал топтаться рядом с Саней, как конь на привязи, и делать вид, что не смотрит. Злорадный Саня хотел выдержать еще недельку, чтобы тот подрумянился, но не утерпел и сказал: «Чё проход заслоняешь? Ты, глыба мышц и силы духа?»
В общем, как-то разрулили и даже домой вместе шли. Но Саня не спешил рассказывать. Тем более что говорил почти один только Лёха: про ЧП на треньке, про сиськи Маликовой и про то, что биологша офигела, а офигение лечится только чем? Правильно.
Саня слушал всё это и думал: нет, Лёхе я, наверно, никогда не…
И тут Лёха замер, потоптался опять, как конь, и сказал:
– Ты это… Не думай, ладно? Я тогда, ну… в неадеквате был.
Они почти дошли до его дома – Небесных стрелков, 28Б. Сане было дальше.
– Проехали, – отвернулся он. – Забей.
– Не знаю, что такое, – неожиданно плачущим голосом сказал Лёха. Саня его еще таким не видел. – Прикинь, я тогда, в тот день… А, всё равно не поверишь.
– Что? – повернулся к нему Саня. В животе кольнуло током.
– Ну… Короче, думай про меня, что я шизик. Я сам так про себя думаю. Короче…
Лёха еще потоптался на своей привязи, сплюнул и начал:
– Короче, меня в тот день в оперу загнали. «Пиковая дама», блин. Ну, типа чтоб рос над собой, воспитание чувств, всё такое. Это дедуля у меня, ты знаешь, он не ходячий, зато сильно титанический. Ну, в смысле, активный: в интернете покупает всё… вот билеты мне купил. Я не особо спорил, думал, вон та Пиковая дама, что девчонки вызывают. Ну, знаешь же? Перед рассветом надо как бы духами надушиться, посмотреть на черные окна третьего этажа и позвать, короче, Пиковую даму… Прикольно, думал. А она совсем не та оказалась, и не прикольно вообще! Я чуть не сдох, пока кончилось. Но не в том дело.
Лёха помолчал. Было давно уже темно, а стало еще темнее, будто фонари устали светить.
«Так что, тебе эта Пиковая дама привиделась, что ли?» – хотел спросить Саня, – и не спросил.
– А дедуля у меня по опере фанатеет хуже футбола. Каждый день ходил, когда еще ходить мог, вот реально. И меня долбает. Мне и жалко его – чуть не плачет, когда я иду. На ютубе смотрит, конечно, все эти пиковые дамы с травиатами, но старики привыкают, ты ж понимаешь. Я только ради него туда и хожу. Еще требует, чтобы стримы ему присылал, как оно там всё… Короче, не в этом дело, – в который раз уже сказал Лёха. Он явно не мог подобраться к главному. – Прикинь: стою в коридоре. Ну, антракт. Там красиво, конечно, в этой опере, золото везде. Я всегда, когда антракт, хожу посмотреть там всё, скворечницу проветрить. Ну, и тёлки тоже такие, – Лёха показал какие. – Сам понимаешь, опера. И…
